— Благодарю, госпожа секретарь. Вы, Шах, попросили судью Арабелла удалить меня потому, что Вам не понравился мой выпад в сторону Вашего, кхм, телосложения. Вы не сказали мне, например, «Ваши слова безосновательны», или что-нибудь в таком духе, соответственно Вы не стали отрицать моих обвинений в том, что свидетелей запугивает некий кровосос с лишним весом. А раз Вы не опровергли мои слова, я склонен полагать, что именно так все и было.
— Вынужден прервать Вас, господин Якей, — заговорил Арабелл. — Это не является доказательством прямой вины господина Шаха. В лучшем случае — косвенной, но я лично даже этого пока не вижу.
— В таком случае, Ваша честь, еще на минутку возвратимся к началу заседания. Госпожа секретарь, я вновь вынужден просить Вас процитировать.
Эльфийка открыла первую страницу:
— Господин Якей: «Вероятно потому, что один кровосос всеми силами мешает расследованию и оттягивает приговор». Господин Шах: «Протестую! Я вынужден расценивать слова душеприказчика Якея как проявление расизма в отношении адвоката обвиняемого! То есть себя!»
— Один. Кровосос. Всеми. Силами. Мешает. Расследованию, — Якей буквально впечатывал каждое слово в воздух. — Я не сказал «господин Шах затягивает процесс». Я сказал «один кровосос», не имея ввиду кого-то конкретного. Вы же, Шах, мгновенно приняли этот выпад на свой личный счет. То есть Вы признали, что именно Вы затягиваете процесс и мешаете расследованию. Вы, Шах, и есть тот не в меру упитанный кровосос, который угрожал свидетелям и заставил их отозвать показания.
Бастрик, Шах и Ульгер тряслись от бессильной злобы.
— Ваши действия, Шах, квалифицируются как «Шантаж» и «Угроза жизни и здоровью». И раз уж Вы признали вину еще в начале заседания, то все, что звучало в стенах этого зала в мое отсутствие, не имеет совершенно никакого значения, и все свидетельские показания остаются в деле в первозданном виде. Таким образом обвиняемый господин Бастрик также не меняет своего статуса, он по-прежнему обвиняется в причинении смерти по неосторожности с использованием служебного положения. И либо он отправится за решетку в одну из окраинных тюрем королевства, либо будет батрачить за еду минимум ближайшие три года.
Якей с силой швырнул документы на стол.
— Владение словом служит добру или рождает безответственых. У меня — все, Ваша честь.
— ТЫ СДОХНЕШЬ, СВОЛОЧЬ! — заорал вампир. — Тебе конец! Я тебя найду и выпью всю твою кровь, скотина!
Судья Арабелл встал с места и выпустил в сторону Шаха тугую струю огня. На короткое время зал суда утонул в оранжевых и багровых отблесках и жаре пламени.
Затем наступила тишина.
— И сказанное Вами сейчас, Шах, — продолжил Якей, — тянет на еще один случай угрозы жизни и здоровью, а также оскорбление чести в присутствии свидетелей. И Вы опять не оспариваете мои слова. Значит Вы виновны.
И тут впервые подал голос Бастрик.
— Я признаю свою вину и прошу суд принять мое чистосердечное признание.
Дракон некоторое время стоял молча, разглядывая участников процесса. Из его носа к потолку медленно вились две тонких струйки дыма.
— Что ж, — сказал он после некоторых раздумий. — В таком случае картина ясна мне целиком и полностью. Я готов огласить приговор. Бастрик признан виновным в причинении смерти господину Тартису по неосторожности. Ему назначается наказание в виде тюремного заключения сроком на один год. Господин Ульгер признан соучастником преступления и ему назначается наказание в виде двух лет исправительных работ. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. В дальнейшем сотрудники газеты «Городские хроники» будут вызваны в гвардию для дачи показаний. Сержант Коготь, гвардия также получает ордер на обыск производственных помещений газеты.
Арабелл откашлялся маленькими огненными вспышками.
— По существу обвинений, предъявленных душеприказчиком Якеем господину Шаху, адвокату господина Бастрика, гвардии надлежит провести проверку. До тех пор господин Шах будет находиться под стражей. Заседание закрыто.
На выкрики Шаха и Ульгера в зал вбежал десяток приставов. Они быстро и эффективно скрутили виновных и повели их к тюремной карете.
Когда троицу преступников вывели из здания городского суда в кандалах, вся толпа журналистов, что с предыханием ждала окончания процесса, застыла в оцепенении. Они были готовы ринуться к сияющим улыбкам Ульгера и Бастрика, но когда увидели, как тех, фонтанирущих оскорблениями, грузят в тюремный транспорт, руки у них опустились.
Настал час расплаты.
Судья Арабелл тем временем пожал руку душеприказчику.
— Браво, Якей. Браво.
— Благодарю, Ваша честь, — сдержанно ответил Якей.
— Ты осознаешь, — пришел в себя сержант, — что создал прецедент, который ляжет в основу всех последующих судов над газетчиками?
— Не совсем так, — Якей улыбался. — Не все прошло гладко, но результатом я горжусь. Теперь писакам придется ответить за всю клевету. Вы слышали, Ульгер сам сказал, что все газеты устроены одинаково.
— Думаю, коллегии законодателей будет над чем поразмыслить, — Арабелл улыбнулся своей змеиной улыбкой.