Безнадега

– Койот, койот. – Он вдруг увидел, что Синтия вся вибрирует от возбуждения. – О той странной штуковине, которую мы видели в лаборатории! Если б она была при нас, мы бы смогли выбраться отсюда! Я знаю, что смогли бы, Стив! И не трать мое время… наше время… на то, чтобы сказать мне, что я чокнулась!

Учитывая, что им пришлось повидать и пережить за последние девяносто минут, говорить ничего такого он и не собирался. Если она чокнулась, так они два сапога пара. Но…

– Ты просила меня не прикасаться к ней. – Стив все еще пытался говорить, но чувствовал, что его мозги заливает какая-то вязкая масса. Ты сказала, что почувствовала…

Что же она тогда сказала?

Приятно. Вот что. «Прикоснись к ней, Стив. Это так приятно». Нет. Не то.

– Ты сказала, что это мерзко. Синтия улыбнулась. В зеленоватой подсветке приборного щитка улыбка вышла жестокой.

– Ты хочешь пощупать что-то мерзкое? Так пощупай.

Она взяла его руку и положила между своих ног, дважды крутанула бедрами. Пальцы Стива сжались, похоже, он причинил Синтии боль, но ее улыбка никуда не делась. Пожалуй, стала шире.

Чем же мы занимаемся? И почему, скажите на милость, мы занялись этим именно сейчас?

Стив услышал голос, но голос этот едва долетал до него, словно крик «Горим!» в зале, где визжат люди и гремит музыка. Через джинсы он чувствовал близость ее «киски».

Невероятным усилием воли Стив постарался обрести контроль над собой, попытался заглушить атомный реактор до того, как расплавятся защитные стержни. И это ему удалось, удалось представить себе лицо Синтии, написанное на нем любопытство в тот самый момент, когда она смотрела на него через открытую дверь со стороны пассажирского сиденья. Ее синие глаза внимательно изучали его, она решала, не из тех ли он людей, которые могут что-нибудь у нее откусить. К примеру, ухо. «Вы хороший человек?» спросила она. А он ответил: «Да, полагаю, что да». И вот этот хороший человек привез ее в город мертвых, положил руку на ее интимное местечко и теперь думает, что хотел бы оттрахать ее, оттрахать, одновременно причиняя боль, провести некий эксперимент, добиться сочетания наслаждения и боли, сладкого и соленого. Потому что именно так это делается в логове волка, именно так это делается в доме скорпиона, именно это считается в Безнадеге любовью.

Ты хороший человек? Не какой-нибудь маньяк-убийца? Ты хороший, ты хороший, ты хороший человек?

Стив убрал руку, его тело сотрясала дрожь. Повернулся к окну, мимо которого, словно снег, летел песок. Он чувствовал, что пот выступил у него на груди, под мышками, на лбу. Ему стало чуть лучше, но он скорее напоминал больного, к которому вернулось сознание между периодами забытья. И теперь он не мог забыть того, что думал о каменном волке. Ему мерещилась неестественно повернутая голова и вылезающие из орбит глаза. Образ этот прочно застрял в его голове.

– Что с нами? – простонала Синтия. – Господи, Стив, я не хотела этого делать. Что с нами?

– Не знаю, – прохрипел он, – но кое-что могу сказать. Мы лишь прикоснулись к тому, что произошло в этом городе, и мне это совсем не нравится. Я не могу выкинуть из головы эту гребаную каменюку.

Ему наконец-то достало смелости взглянуть на Синтию. Она прижалась к дверце, словно испуганная девочка-подросток на первом свидании, когда обжимания зашли слишком далеко. Вроде бы она успокоилась, но щеки рдели румянцем, а ребром ладони она вытирала слезы.

– Я тоже, – всхлипнула Синтия. – Я помню, как однажды мне в глаз попал кусочек стекла. Вот и сейчас такое же чувство. Я непрерывно думаю о том, что хотела бы взять этот камень и потереть им мою… ты знаешь. Только это вроде бы и не мысли. Совсем не мысли.

– Я знаю. – Стив уже жалел, что она упомянула об этом. Потому что теперь эта идея возникла и у него в голове. Он увидел себя прижимающим эту уродливую вещицу, уродливую, но могущественную, в своему вздыбленному пенису. А потом – себя с Синтией, яростно трахающихся на полу, под висящими на крюках трупами, с этим серым куском камня, в который они вцепились зубами.

Стив прогнал эти образы прочь… хотя он не знал, как долго сможет не подпускать их к себе. Он вновь посмотрел на Синтию, попытался улыбнуться.

– Не зови меня булочкой. Не зови меня булочкой, а я не буду звать тебя тортом.

Она шумно выдохнула и выдавила из себя нервный смешок.

– Да, лучше так. Думаю, я потихоньку прихожу в себя.