Безнадега

Но у него были и другие проблемы. К примеру, жажда, которую следовало утолить.

Правда, в последние годы эта жажда становилась все больше похожа на чесотку, только его «чесотка» воздействовала не на кожу, а на мозги. Впрочем, чего об этом горевать? Он знал, где взять лекарство, а это главное. Это лекарство поможет ему не думать о том, что происходит вокруг. О том безумии, что окружает его. Если бы кто-то, потеряв контроль над собой, мотался по городу с оружием в руках, старик бы знал, как с этим бороться, трезвый или пьяный. Эта -женщина-геолог настаивала, что все дело в Энтрегьяне, но он, Биллингсли, знал, что это не так. Потому что Энтрегьян стал другим. Старик сказал об этом остальным, и Эллен Карвер назвала его сумасшедшим. Но…

Но какимобразомЭнтрегьян стал другим? И почему он, Биллингсли, чувствует, что причина этих изменений в копе имеет важное, может, даже жизненно важное для них значение? Он не знал. Должен был бы знать, ответто прост, но, когда он пьет, в голове все плывет, словно его одолевает старческий маразм.

Старик не мог вспомнить даже кличку лошади этой женщины-геолога, кобылы, которая потянула ногу.

– Нет, могу вспомнить, – прошептал он. – Могу, ее звали…

Так как ее звали, старый пьяница? Не знаешь, так ведь?

– Знаю! Салли! – торжествующе воскликнул он и прошел мимо забитой пожарной двери к мужскому туалету. Открыл дверь, посветил фонариком на переносной унитаз. – Ее звали Салли!

Биллингсли перевел луч фонаря на стену с выдыхающей пар лошадью. Он не помнил, как нарисовал ее, очередной провал памяти, но сомнений в том, что это его работа, быть не могло. И неплохая работа. Старику нравилось, что лошадь выглядела злой и свободной, словно пришла из другого мира, где богини скакали верхом, не пользуясь седлами, и иногда перепрыгивали через целые континенты, спеша по своим делам.

Внезапно туман, застилавший его память, заметно рассеялся, словно лошадь на стене прочистила ему мозги.

Салли, точно. Год тому назад или около того. Слухи, что шахту хотят вновь ввести в эксплуатацию, постепенно переходили в разряд фактов. К большому ангару, превращенному в штаб-квартиру горнорудной компании, начали съезжаться легковые автомобили и грузовики. На взлетно-посадочную полосу к югу от города то и дело садились самолеты. Именно здесь, в «Американском Западе», где он, как обычно, выпивал с друзьями, ему сказали, что в доме Райпера поселилась женщина-геолог. Молодая. Одинокая. Симпатичная.

Биллингсли хотел справить малую нужду, в этом он не лгал, но еще больше ему в данный момент хотелось другого. В одной из раковин лежал синий коврик. Такой грязный, мерзкий, что едва ли кто согласился бы взять его в руки без крайней необходимости. Старик ветеринар поднял его и достал бутылку «Сэтин смут», едва ли не самого низкосортного виски. Но выбирать не приходилось.

Он открутил пробку, двумя руками (из одной бутылка бы выпала, так они дрожали) поднес бутылку ко рту, жадно глотнул. Огненная жидкость опалила горло и взорвалась в желудке. Биллингсли только приветствовал этот жар.

Еще маленький глоточек (теперь он держал бутылку с легкостью, дрожь ушла), а потом Биллингсли вновь завернул пробку и положил бутылку в раковину.

– Она мне позвонила, – пробормотал он. За окном при звуке его голоса дрогнули уши пумы. Она окончательно изготовилась к прыжку, ожидая, когда старик подойдет поближе к тому месту, куда должен перенести ее прыжок. Женщина позвонила мне по телефону. Сказала, что у нее кобыла-трехлетка, которую зовут Салли. Именно так.

Биллингсли механически накрыл бутылку ковриком, в то время как мысли его сосредоточились на прошлогоднем летнем дне. Он отправился в дом Райпера, уютный коттедж, построенный среди холмов, и парень с шахты, чернокожий, который потом стал у них секретарем, отвел его к лошади. Сообщил, что Одри срочно вызвали в Финике по делам компании и она улетела. Потом, когда они уже шли к конюшне, черный парень оглянулся и сказал….

– Он сказал: «А вот и она», – пробормотал Биллингсли и вновь навел фонарь на сказочную лошадь, галопом несущуюся по вздувшимся плиткам кафеля, уставился на нее, забыв на время про переполненный мочевой пузырь. – А потом помахал ей рукой.

Точно. Парень крикнул: «Привет, Од!» – и помахал рукой. И она помахала рукой. И Биллингсли помахал, отметив, что ему сказали правду: она молодая и симпатичная. Не кинозвезда, но по меркам здешних мест, где ни одной женщине не приходится платить за выпивку, если она этого не хочет, красавица. Биллингсли осмотрел лошадь и дал негру баночку мази для лечения травмированной ноги. Потом женщина приходила сама и купила еще одну баночку. Об этом Биллингсли рассказала Марша, его самого в это время вызвали на ранчо около Уэшо, там заболели овцы. А в городе он видел эту женщину часто.