– Главный инженер, – ответил Биллингсли. – Руководитель всех работ на Китайской шахте. Во всяком случае, был руководителем. – Старик вопросительно посмотрел на Одри. Она кивнула:
– Да, был. Геллер мертв.
– Три ночи тому назад, – промурлыкал Маринвилл. – По вашим словам, три ночи тому назад в Безнадеге царили мир и покой.
– Совершенно верно. Но в следующий раз я увидела Френка висящим на крюке. С оторванной кистью.
– Мы его тоже видели. – По телу Синтии пробежала дрожь. – И его руку. На дне аквариума.
– До этого, ночью, я просыпалась дважды. Первый раз я вроде бы услышала гром, второй раз – выстрелы..Я решила, что мне приснился кошмар, и заснула вновь, но, думаю, тогда-то все и началось. А утром, когда я вошла в ангар…
Поначалу она не заметила ничего необычного, разве что пустовал стол Брэда Джозефсона. Но Брэд не любил сидеть за столом и при первой же возможности оставлял его в одиночестве. Одри прошла в «Убежище Эрнандо», где перед ней открылась та же картина, что и перед Стивом и Синтией: развешанные на крюках трупы. Вероятно, трупы всех тех, кто приехал в контору утром. Среди них, в полосатом галстуке и дорогих ботинках, висел и Аллен Саймс. Прилетевший из Финикса, чтобы умереть в Безнадеге.
– Если то, что вы говорите, соответствует действительности, обратилась Одри к Стиву, – значит, Энтрегьян потом привез трупы других шахтеров. Я не считала тела, слишком перепугалась, чтобы считать, но мне показалось, что висело их не больше семи. Возможно, на какое-то время я отключилась, точно сказать не могу. Потом услышала выстрелы. Тут уж у меня никаких сомнений не возникло. Кто-то закричал. Вновь выстрелы, и крики прекратились.
Она вернулась к своей машине, не бегом, но быстрым шагом – боялась, что ее охватит паника, если она побежит, – и поехала в город. Собиралась доложить об увиденном Джиму Риду. А если тот уехал по делам округа, как это часто случалось, то одному из его помощников, Энтрегьяну или Пирсону.
– Я не побежала к машине и не помчалась сломя голову в город, но все равно была в шоке. Помнится, полезла в бардачок за сигаретами, хотя не курила уже добрых пять лет. Потом увидела двух человек, бегущих через перекресток. Вы знаете, под мигающим светофором?
Все кивнули.
– Следом появилась новая патрульная машина. За рулем сидел Энтрегьян, хотя тогда я этого не знала. Грохнули три или четыре выстрела, люди повалились на тротуар. Потекла кровь, много крови. Машина не остановилась, проследовала на запад, вскоре оттуда тоже донеслись выстрелы.
Я хотела помочь людям, которых он подстрелил. Подъехала к перекрестку, остановила свой автомобиль и вылезла из кабины. Вероятно, это и спасло мне жизнь. То, что я вылезла из кабины. Потому что Энтрегьян убивал все, что двигалось. Легковые автомобили и грузовички застыли на мостовой, словно брошенные игрушки. У магазина скобяных товаров один грузовик лежал на боку. «Эль камино». Он принадлежал Томми Ортеге. Томми облизывал его, как любимую девушку.
– Я ничего этого не видел, – возразил Джонни. – Коп вез меня по пустынной улице.
– Да, этот сукин сын привык прибирать за собой, этого у него не отнимешь. Он не хотел, чтобы кто-то, приехав в город, задался вопросом: а что тут, черт побери, происходит? Он загнал все машины во дворы или на подъездные дорожки, вот вам и показалось, что все в полном порядке. Тем более что буря не позволяла увидеть лишнего.
– Буря, о которой не предупредили синоптики, – добавил Стив.
– Правильно, о которой не предупредили синоптики.
– Что случилось потом? – спросил Дэвид.
– Я подбежала к людям, которых он застрелил. Сначала к Эвелин Шунстек, она работает в библиотеке. Энтрегьян уложил ее выстрелом в голову. Мозги разлетелись по асфальту.
Мэри передернуло. Одри это заметила и повернулась к ней.
– Вот что вы все должны помнить. Если Колли вас увидит и решит убить, вам конец. – Она обвела взглядом остальных, дабы они убедились, что Одри не шутит. И не преувеличивает. – Он стреляет без промаха. Имейте это в виду.
– Запомним, можете не сомневаться, – заверил ее Стив.
– Другой был посыльным. В униформе «Тасти-кейк». Энтрегьян тоже попал ему в голову, но не убил.
Джонни было знакомо то спокойствие, с каким говорила Одри. Он это уже видел во Вьетнаме, у тех, кто вышел живым из боя. Сам Джонни в боях не участвовал, вооруженный только ручкой, блокнотом да диктофоном. Он наблюдал, слушал, записывал, чувствуя себя посторонним. И завидовал. Горькие мысли, которые тогда обуревали его – евнух в гареме, тапер в борделе, – теперь казались дурацкими.