Безмолвие

Джеку едва хватило сил посмотреть ему в глаза. Джонни всегда был первым, если требовалось пожертвовать чем-то. Когда Джек подвел друга, тот первым беспечно улыбнулся и в конце концов простил. Он был больше отцом Джеку, чем родной отец, и больше братом, чем тот брат, которого Господь посчитал нужным дать ему. Именно Джонни Мерримон определил детство Джека во всех важных отношениях. Но Джек прорвался — вопреки бедности, уродству и своим сумасшедшим родителям. После десяти лет неустанной работы он начал ту единственную карьеру, которую всегда хотел, и уже проделал путь в две недели. И вот теперь партнеры пообещали порушить эту карьеру, если он поможет другу. Даже если б он занялся собственной практикой, фирма смогла бы срезать его гонорары, оттянуть клиентов и тысячами способов подорвать его усилия. Единственный вопрос — пределы их влияния. Смог бы Джек попытаться открыть практику в Шарлотт или Роли? Он этого не хотел.

— Джек?

Голос прозвучал ровно, но глаза, запавшие, словно после долгой болезни, ждали ответа. Да, Джек мог ему помочь. Мог принести в жертву карьеру и перспективы. Мог, если б все было так просто. Но еще бо́льшая проблема заключалась в том, что Джек действительно хотел, чтобы Джонни продал землю. Что-то с Пустошью было не так, и она обернула его лучшего друга коконом пагубного, упрямого желания. Джек видел болезнь, видел зависимость.

— Я не смогу тебе помочь. Извини.

Получилось только шепотом. Но Джонни услышал.

— Эй, чувак. Конечно. Я понимаю. Ты работал. Достиг успеха.

— Подожди секунду. Дай подумать еще немного. Я не хотел, чтобы ты решил…

— Не надо. Правда. Я все понимаю. — Боль. Крах надежды. Предательство. — Принесу еще по пиву. Сиди здесь.

Джонни прошел мимо Джека к стойке и задержался там надолго. Вернулся он с вырезанной на лице улыбкой и пустотой в глазах.

— Ну вот. Холодненькое. Все хорошо.

— Джонни, послушай. У меня долги. Восемьдесят тысяч юридической школе…

— Я же сказал, не парься. — Джонни чокнулся бутылкой с бутылкой Джека. — Им здесь музыки не хватает, как думаешь? — Он поставил бутылку на стол, но в глаза другу не посмотрел. — Держись, всё в порядке.

— Джонни…

— Надо поговорить с Леоном насчет музыки.

Стул царапнул ножками по полу. Джонни поднялся и повернулся, но Джек успел заметить красноту в глазах и глубокую, до кости, бледность под загаром.

Дерьмо.

Он глотнул пива, но вкуса не почувствовал.

Дерьмо, дерьмо, дерьмо…

* * *

Следующий час стал пыткой. Пили пиво, притворялись, делали вид, но слова Джека остались раной между ними. Джонни не смотрел ему в глаза, не задерживал взгляда на его лице больше чем на секунду, и эта секунда давалась Джеку болью. Они дружили с первого класса, и во всей черноте детства Джонни никогда не терял веры и не холодел душой. Вообще, если б Джеку предложили охарактеризовать друга одним словом, этим словом было бы горение. Даже мальчишкой Джонни горел. В нем никогда не угасало пламя страсти, убеждения, уверенности.

— Послушай… Дай мне еще подумать.

Джонни, глядя на мальчика, бросающего подковы, лишь покачал головой.

— Я что-нибудь придумаю. Не парься.

— Просто здесь слишком много таких моментов…

Джонни поднялся сходить за пивом.

— Я же сказал — проехали.

Когда он вернулся, пиво еще долго никто не открывал. Приближалась ночь. Над рекой повис туман.

— Послушай, Джонни…

— Да, ты прав. Тебе, наверное, пора ехать.

— Я не про то. Не…

— Увидимся через несколько дней. Все нормально. Спасибо, что приехал.

— Уверен?

Джек поднялся. Он ждал взгляда, кивка, чего-нибудь, чтобы затянуть рану.

Но Джонни не предложил ничего.

* * *

В городе Джек отправился в свой любимый ресторан и съел стейк, на вкус не отличавшийся от дерева. Вино тоже не вызвало приятных ощущений. Не добавили положительных эмоций ни пирог, ни портвейн, ни симпатичная девушка, принесшая счет. Дома неприятности продолжились: ступеньки лестницы кренились, ключ никак не желал попадать в замочную скважину. Уже попав в квартиру, Джек сбросил туфли, швырнул на крючок пиджак и промахнулся. Мысленно он еще раз прокрутил разговор, остановившись на тех невероятных, невозможных, необъяснимых секундах, когда открыл рот и сказал своему лучшему другу: «Я не смогу тебе помочь. Извини». Никогда еще он не видел у Джонни таких красных и ярких глаз.

Неужели он вышел из-за стола, чтобы скрыть слезы?

Нет, конечно. Такого не могло быть.

С Джонни такого быть не могло.

Стягивая на ходу галстук, Джек прошел в кухню и прослушал сообщения. Одно — деловое. Другое — от Лесли: «Насчет сегодня. Нужно поговорить. Позвони, когда прослушаешь».

Часы показывали 9:17. Еще рано. Джек отыскал ее номер в журнале звонков и позвонил. Она ответила после первого гудка.

— Ты дома. Хорошо. Сейчас приеду.

— Лесли…

— Буду через две минуты.