Беженец

И тут пошел дождь. Холодный, проливной дождь, от которого Махмуд вымок насквозь, а его волосы облепили лицо. На днище лодки начала собираться вода и вскоре она поднялась на несколько сантиметров. Мышцы Махмуда заныли от озноба и неподвижного сидения в одном и том же скованном положении. Больше всего на свете ему сейчас хотелось сойти на берег.

– Нужно повернуть назад! – крикнул кто-то.

– Нет! Мы не можем! У нас нет денег на вторую попытку! – завопил отец под согласный хор голосов.

Они плыли под непрекращающимся дождем в бушующем море. И никто не знал, сколько времени прошло. Может, десять часов, может, десять минут.

Махмуду хотелось, чтобы все путешествие поскорее закончилось. Это куда хуже Алеппо. Хуже обрушивающихся на головы бомб, стреляющих солдат и жужжащих наверху дронов. В Алеппо он, по крайней мере, знал, куда бежать, где скрываться. Здесь он остался на милость природы, невидимая коричневая пылинка в невидимой черной шлюпке, посреди огромного темного моря. Если океан пожелает, то разинет рот и поглотит его целиком. И никто в целом мире не узнает, куда делся Махмуд.

И тут океан сделал именно то, чего от него ожидали.

– Я вижу скалы! – завопил кто-то на носу шлюпки.

Послышался громкий взрыв, словно упала бомба, и Махмуда швырнуло прямо в море.

Йозеф Вблизи гаванской пристани. 1939 год

17 дней вдали от дома

Большая сильная рука схватила Йозефа за запястье и развернула, и он сразу понял, что попал в беду. Перед ним стоял матрос, один из корабельных пожарных.

Они были здоровенными, грубыми животными, которым полагалось оставаться на борту и тушить пожары. Но последнее время они постоянно торчали на палубе и терроризировали пассажиров-евреев. Они затевали беспорядки с тех пор, как кубинцы объявили, что никто не может покинуть корабль.

Вот уже три дня «Сент-Луис» стоял на якоре в нескольких милях от берега. И все эти три дня портовые власти приплывали и отплывали, а кубинские полицейские, охранявшие сходни, повторяли пассажирам, что сегодня никто не сойдет на землю.

– Mañana, – твердили они – Mañana.

Завтра. Завтра.

Два дня назад прибыл «Ордьюна», английский пассажирский лайнер размером поменьше, и тоже бросил якорь неподалеку. Йозеф полагал, что это один из тех двух кораблей, которые они пытались обогнать по пути на Кубу. Пассажиры наблюдали, как катера сновали между пристанью и судном, как подняли и спустили желтый карантинный флаг. А потом лайнер поднял якорь и вошел в гавань, где люди сошли на борт. Почему им разрешили пришвартоваться, а «Сент-Луису» – нет? Ведь теплоход прибыл сюда первым!

Капитана Шредера поблизости не было. Спросить было не у кого. Офицеры и стюарды ничего не могли сказать.

Сегодня то же самое было с французским судном «Фландрия». Оно прибыло, бросило якорь недалеко от теплохода, прошло карантин, пришвартовалось у гаванской пристани, и пассажиры сошли на берег. Теперь «Фландрия» вновь выходила в море.

Пассажиры «Сент-Луиса» все сильнее волновались. Расспрашивали матросов и донимали стюардов во время обеда. Йозеф ощущал растущее на судне напряжение. Каждый раз, когда команда общалась с пассажирами, могли начаться беспорядки. Атмосфера была такой же удушливой и гнетущей, как почти сорокаградусная жара.

Очевидно, Шендик и его дружки тоже чувствовали напряжение, потому что именно тогда пожарные стали обходить судно. Йозеф считал, что распоряжение было неофициальным, поскольку капитан ни о чем таком не объявлял. Просто определенные члены команды взяли на себя функции полицейских. Совсем как в Германии.

– Это все для безопасности евреев, – сказал им Шендик. В точности как гестапо. Там тоже брали евреев под стражу для обеспечения их безопасности.

Рядом с пожарным, который держал Йозефа за руку, стоял еще один, загораживая солнце. А между ними возвышался сам Отто Шендик.

– Тот мальчишка, которого мы искали! – объявил он. – Пойдешь с нами.

– Что? Почему? – спросил Йозеф, глядя на громил перед ним. Он чувствовал какую-то вину и злился на себя за это. Но ведь он не делал ничего дурного!

Йозеф вспомнил, что и дома испытывал то же самое, когда проходил мимо нацистов на улицах. В Германии просто быть евреем – уже преступление. Очевидно, и здесь тоже.

– Необходимо обыскать каюту твоих родителей, – продолжал Шендик. – У тебя есть ключ?

Йозеф кивнул, хотя вовсе не желал ничего подобного. Эти люди – взрослые. К тому же нацисты. Одних он приучен уважать, других – бояться.

Огромный пожарный по-прежнему сжимал руку Йозефа и сейчас потащил его к лифту. Йозеф не мог поверить, что позволил себя поймать. Он научил Рут избегать пожарных, которые любили всячески унижать еврейских детей, и сестра ухитрялась держаться от них на расстоянии. Но сам забылся, наблюдая за отплытием «Фландрии», и стоял спиной к прогулочной палубе. Вот его и схватили.

Шендик и пожарные подтолкнули Йозефа к трапу. Сердце Йозефа упало, когда ему приказали открыть дверь в каюту. Дрожащей рукой он вставил ключ в скважину. Как жаль, что он не может каким-то образом отделаться от пожарных, не допустить их к отцу и матери!