Безгрешность

Отец одним глотком осушил стакан.

– Сейчас трудные времена, – сказал он.

– Ты можешь мне помочь?

Отец подлил себе виски.

– Спросить – могу. Но ответ, боюсь, будет отрицательным.

– Уже то, что ты спросишь…

– Не надо меня благодарить. Я сделаю это не для тебя, а для твоей матери. Закон есть закон, и мы не можем брать его в свои руки. Даже если у меня получится, ты должен пойти в полицию и во всем признаться. Если ты явишься с повинной в тот момент, когда уже не будет причин опасаться разоблачения, это особенно хорошо тебя охарактеризует. Если факты действительно таковы, как ты мне их представил, ты можешь рассчитывать на существенное снисхождение, особенно в нынешнем климате. Твоей матери будет нелегко, но это будет правильный поступок.

Андреас подумал, но не сказал, что на самом деле он все-таки скорее как мать, чем как отец: его ничуть не привлекала мысль совершить правильный поступок, если неправильный может спасти его от позора и тюрьмы. Его жизнь показалась ему долгой войной между двумя началами в нем: между тем нездоровым, что он унаследовал от матери, и щепетильностью, доставшейся от биологически неродного отца. Он боялся, однако, что в основе его личности все же Катя и только Катя.

Когда он шел к лифту, за спиной снова открылась дверь квартиры.

– Андреас! – позвал его отец.

Он вернулся.

– Назови мне имя и фамилию этого человека, – сказал отец. – Полагаю, тебе понадобится и дело о его исчезновении.

Андреас пристально всмотрелся в отцовское лицо. Не собирается ли старик его выдать? Так и не найдя ответа, Андреас сообщил ему, как звали убитого.

На следующий день, ближе к вечеру, к нему спустился викарий и позвал к телефону.

– Судя по всему, мне удалось, – сказал в трубку отец. – Но полной уверенности не будет, пока ты не явишься в архив. Папки будут находиться там, и вполне возможно, что тебе не разрешат их забрать. Но ознакомиться с ними ты сможешь. Так, по крайней мере, мне обещано.

– Не знаю, как тебя благодарить.

– Лучшая благодарность – никогда больше к этой теме не возвращаться.

На следующий день в восемь утра, следуя указаниям отца, Андреас подошел к главным воротам на Норманненштрассе и представился охранникам. Рядом стоял фургон телевизионщиков, они перекусывали хрустящими булочками. Он назвал, как ему было велено, имя: капитан Ойген Вахтлер – и позволил себя обхлопать. Рюкзачок, в котором он надеялся вынести папки, пришлось сдать.

Капитан Вахтлер подошел к воротам минут через двадцать. Лысый, лицо серое, наводящее на мысль о чем-то предраковом, взгляд слегка отсутствующий, как у человека, который терпит хроническую боль. На лацкане пиджака небольшое пятно.

– Андреас Вольф?

– Да.

Капитан подал ему пропуск на шнурке.

– Наденьте и следуйте за мной.

Не обменявшись больше ни словом, они прошли через двор, затем через незапертые ворота, а затем через другие ворота, которые Вахтлер отпер и, пройдя, запер снова. Вход в главное здание архива преграждали запертые двери, от одной из которых у Вахтлера имелся ключ, а другую открыл дежурный, сидевший за толстым стеклом. Следуя за капитаном, Андреас поднялся на два лестничных марша и двинулся по коридору мимо череды закрытых дверей.

– Интересные времена настали, – отважился он произнести.

Вахтлер не ответил. В конце коридора он отпер дверь и жестом пригласил Андреаса войти в маленькую комнату, где стояли стол и два стула. На столе аккуратной стопкой лежали четыре папки.

– Я вернусь ровно через час, – сказал Вахтлер. – Вы не должны покидать помещение и не должны выносить отсюда какие-либо материалы. Страницы пронумерованы. Перед уходом я проверю, все ли они на месте.

– Понял.

Капитан ушел. Андреас раскрыл верхнюю папку. В ней было всего десять страниц: дело об исчезновении внештатного осведомителя Хорста Вернера Кляйнхольца. Вторая папка – те же десять страниц, второй машинописный экземпляр. Увидев эту копию, Андреас тут же понял, что надежда есть. Да, ему вроде бы запретили выносить что-либо из комнаты, но какой был бы смысл предоставлять и первый, и второй экземпляр, если бы от него ждали исполнения этого предписания? Копия через копирку – ясный сигнал, что этим материалы по делу исчерпываются, что ему дали все. Он преисполнился любви, гордости, благодарности. Этот поступок отца по-своему венчал те сорок лет, что он проработал в системе, играя по правилам. Отец все еще обладал влиянием, и в Штази пошли ему навстречу.

Андреас вытащил пластиковый пакет, который заранее спрятал в ботинке, и сунул туда оба экземпляра дела об исчезновении. Две другие папки были потолще. В них он нашел свое собственное дело – в двух частях, со сквозной нумерацией. Их он тоже положил в пакет.

Сердце сильно колотилось, и член у него встал, потому что дальнейшее было игрой. Правила игры состояли в том, чтобы нарушить правила, чтобы выкрасть без ведома и согласия Штази материалы, на которые ему разрешили только взглянуть. Если материалы пропадут, вины Штази в этом не будет.