Безгрешность

– Что? Ну, это даже не смешно. Это преступно глупо. Да посвящайте хоть каждый номер тому, чтобы чернить доброе имя Маккаскиллов, – я все равно хочу дать вам эти деньги. Беспокоитесь из-за Анабел? Да не говорите ей просто.

– Я уже ей сказал.

– Том, Том. Нечего вам к ней прислушиваться.

– Я не прислушиваюсь. Она будет думать, что я взял деньги, – и пусть себе думает. Я сам не хочу их брать.

– В жизни не слышал ничего глупее. Приходите в “Готем”, и я попотчую вас мартини. Чек вот-вот прожжет дырку в моем портфеле.

– Нет, не приду.

– Почему передумали?

– Решил не иметь с ней ничего общего, – ответил я. – Я ценю ваше…

– Буду с вами откровенен, – сказал Дэвид. – Вы меня очень сильно разочаровали. Я думал, теперь, после развода, вы уже не будете стараться стать большей Анабел, чем она сама. Но все, что вы мне говорите, – чушь собачья.

– Послушайте, я…

– Чушь собачья, – повторил он и повесил трубку.

В следующий раз Дэвид дал мне о себе знать четыре месяца спустя через посредника – отставного нью-йоркского полицейского, а ныне частного детектива. Его фамилия была Демáрс, и он в один прекрасный день позвонил мне в дверь без предупреждения, прорвавшись через Рубена. У него были моржовые усы, и выглядел он грозно. Самое простое для меня будет, сказал он, это показать ему мой ежедневник и квитанции за четыре месяца.

– Абсолютно рутинная проверка, – добавил он.

– Не вижу ничего рутинного, – возразил я.

– Вы посещали Техас в последнее время?

– Кто вы такой, простите?

– Я работаю на Дэвида Лэрда. Меня особенно интересуют две последние недели августа. Самое лучшее для вас, если вы сможете мне доказать, что не появлялись в Техасе в этот период.

– Если вы не возражаете, я позвоню прямо сейчас Дэвиду.

– Ваша бывшая жена исчезла, – сказал Демарс. – Ее отец получил от нее письмо, которое выглядит подлинным. Но мы не знаем, при каких обстоятельствах оно было отправлено, и ничего личного, но вы ее бывший. Естественно, к вам есть вопросы.

– Я ее не видел с конца мая.

– Нам легче будет обоим, если вы подкрепите это документально.

– Довольно трудно доказывать, что ты чего-то не делал.

– Постарайтесь.

Мне нечего было скрывать, и я дал ему все квитанции и выписку об операциях с кредитной картой. Увидев, что август у меня богато документирован – я был, как и половина остальных журналистов Америки, в Милуоки, освещал для “Эсквайра” дело Джеффри Дамера[97], – он умерил свой нахрап и показал мне копии конверта с маркой и рукописного послания, которое в нем лежало:

Дэвиду Лэрду. Я тебе уже не дочь. Вестей от меня ты больше не получишь. Я для тебя мертва. Не ищи меня. Все равно не найдешь. Анабел.

– Штемпель хьюстонский, – сказал Демарс. – Настоятельно прошу вас сообщить, кого она знает в Хьюстоне.

– Никого.

– Вы уверены?

– Да.

– Я вам объясню, почему я задействован. Дэвид говорит, что не видел ее более десяти лет. Он уже для нее мертв – ну так зачем это письмо? Зачем сейчас? И что она делает в Хьюстоне? Я рассчитывал, что вы прольете некий свет.

– У нас недавно был тяжелый развод.

– Насколько тяжелый? С рукоприкладством? С запретительным судебным приказом?

– Нет-нет. Просто эмоционально болезненный.

Демарс кивнул.

– Итак, просто обычный развод. Она хочет начать новую жизнь, начать с чистого листа и все такое прочее. Но письмо я трактую так: она боится, что подумают, будто кто-то ее убил. Другой причины его написать я не вижу. Мол, не лезьте на стенку, на самом деле я жива. Но почему могли такое подумать? Понимаете меня?

Анабел была так непрактична и такая отшельница, что я с трудом представлял себе ее в Хьюстоне. Но что-то в ней явно переменилось: она не звонила четыре месяца.

– Мы знаем, что двадцать второго июля она была в Нью-Йорке, – продолжил Демарс. – Сняла со своего банковского счета пять тысяч долларов наличными. В тот же день оставила в здании, где живет ее подруга Сюзан, ключи от дома – никакой записки, только ключи. Вы в тот день с ней в Нью-Йорке не виделись?

– У нас не было никаких контактов с мая.

– Вот что выходит: не отправь она это письмо, никто бы ее не искал. У меня не складывается впечатления, что она – сама общительность. Пока ее хватились бы, могли пройти годы.

– Мне кажется – не сочтите, что я много о себе воображаю, – что на самом деле это письмо адресовано мне.

– Как это понимать? Почему она просто вам не написала? Или она вам написала?

– Нет. Она пытается доказать, что способна разорвать со мной отношения полностью.

– Довольно экстравагантный способ это доказать.

– Она вообще склонна к крайностям. И возможно, она постаралась защитить меня на случай, если ее примутся искать с помощью таких людей, как вы.