Бездушный

Роберт паркуется возле детского центра. Молча выхожу и отвожу Артема. Занятие длится полтора часа. Обычно в это время я бегаю в супермаркет напротив или пью кофе в местной кофейне. Но сегодня остаюсь в холле на диване, ожидая Артема. Не хочу выходить и сталкиваться с Робертом. Ни к чему это. От наших встреч наедине я потом лью слезы.

Утыкаюсь в телефон, пытаясь отвлечься.

— Маша, — слышу голос Роберта, поднимаю глаза. — Что ты делаешь?

— Очевидно, что жду Артема, — развожу руками.

— Здесь рядом прекрасная кофейня, пойдем подождем там?

Такой простой. Словно мы легко общаемся и между нами нет этой его нерушимой стены.

— Нет, спасибо, мне здесь комфортно, — снова утыкаюсь в телефон. Не надо тут со мной заигрывать, ничем стоящим для меня это не заканчивается.

— Ты избегаешь меня?

Снова поднимаю глаза.

— Да, — честно отвечаю я. Слава богу, он не спрашивает почему. Всё очевидно.

— Нам надо поговорить.

— Думаю, что не стоит. Оставим как есть.

— Надо поговорить о твоих проблемах, — поясняет он.

А я-то, дура, подумала, что о нас.

Неисправимая идиотка. Самой от себя тошно.

Он мне о делах, а я – всё о личном.

О личном, которого нет...

Встаю, иду на выход, Роберт выходит за мной.

Останавливаюсь на крыльце.

— Кофейня там, — указывает мне направление.

— Поговорим здесь. Зачем эти церемонии?

— Упрямая, — качает головой. — Сядь тогда в машину, — щелкает сигнализацией, открывая дверь. Сажусь снова назад, чтобы быть как можно дальше от этого невыносимого мужчины.

Невыносим он, потому что я не могу быть слишком близко. Иначе расплываюсь, как мартовская похотливая кошка. А мне необходима эта дистанция.

Роберт не садится в машину, а уходит в кофейню, через несколько минут возвращается с двумя стаканчиками кофе. Садится за руль, ставит стаканчики на подставку, разворачивается ко мне. Смотрит с минуту. Странно смотрит. Как никогда раньше не смотрел. В его глазах всегда либо холод и безразличие, либо огонь похоти или ярости. А сейчас... что-то такое новое, живое, очень говорящее, только я не понимаю, о чем он говорит.

— Пересядь ко мне, — спокойно просит он, и в его голосе тоже очень много всего. Или мне так хочется думать, и я снова фантазирую.

Но пересаживаюсь.

Роберт протягивает мне кофе, принимаю. Ну, глупо истерить из-за кофе. Отпиваю глоток, смотря в окно. Мужчина молчит. Пауза затягивается.

— Что вы хотели мне сказать? — нарушаю молчание первая.

— Маш... — выдыхает, словно ему очень тяжело говорить. — Я хочу, чтобы ты всё-таки преодолела эту границу и обращалась ко мне на «ты». Мне это важно, — вдруг произносит он.

— Почему это так важно?

— Мы давно перешагнули грань этих формальностей. Когда ты «выкаешь», ты не со мной.

— А я и не с вами... Зачем нам эта иллюзия? — говорю спокойно, хотя ком в горле нарастает, запиваю его большим глотком кофе.

— Понимаешь, Машенька, по ряду причин мне очень сложно себя переломать. Я пытаюсь... Выходит, как выходит. Давай просто поговорим. Не знаю, о чем угодно. Мы никогда не разговаривали просто так.

— Вы сказали, что хотите мне что-то сообщить о моих делах. Так говорите.

— Позже, Маша. Давай просто поговорим. Ну, например, о том, что ты любишь.

— Зачем говорить о том, что вам неинтересно?

— Если я спрашиваю, значит, интересно, — раздраженный. Непонятно, на кого злится, но меня не цепляет. — Мне очень это нужно сейчас, — пытается выдохнуть, открывает окно, прикуривает сигарету, выпуская дым на улицу, откидывается на сиденье, прикрывает глаза.

— Я люблю ирисы. Цветы такие, — начинаю говорить. Если ему надо, то я дам. Я всё готова отдать, если он просит. А он впервые у меня именно просит. — Ромашки люблю. Знаете, есть такие огромные. Шоколад люблю очень, не могу без него. Артему нельзя, я прячу шоколадку у себя в шкафу и съедаю дольку втихаря, — грустно улыбаюсь. — Персики и черешню очень люблю. Музыку люблю, весну, летний дождь, когда пахнет озоном. Платья люблю легкие с широкими юбками, сарафаны, — перечисляю, смотря в окно, а самой становится отчего-то так тоскливо. Вроде все эти вещи мне доступны. — Воду люблю, то есть плавать, озера, реки. Мечтаю увидеть море и океан, никогда не была там. Животных люблю. Всегда хотела собаку, — замолкаю. Хочется сказать, что ещё люблю его, но...

— Спасибо... — мягко благодарит. — Моя очередь, что ты хочешь знать?

— Почему вы так мало уделяете время Артему? — спрашиваю то, что действительно хочу знать. — Мне кажется, он очень нуждается в вас. Он заговорил именно рядом с вами.

Роберт долго молчит, смотря в лобовое, продолжая курить. Сжимает челюсть, закрывает глаза.

— Простите, забудьте. Не нужно было мне задавать таких вопросов. Это не мое дело, — оправдываюсь, снова ощущая себя неуместной и слишком навязчивой.

— Ты здесь ни при чем. Мне сложно об этом говорить. Но я попытаюсь объяснить, если ты готова слушать.

Киваю.

— Болезнь моей супруги спровоцировали именно роды. Они словно запустили механизм, который мы не смогли остановить. Во мне возникло психологическое отторжение сына. Сложно объяснить, понимаю, как все выглядит со стороны… Но это правда.