Бездомыш. Предземье

Но через несколько часов бег даже лёгкой трусцой утомил проглотившего боб парня и, что хуже, на коже выступил пот. А воду надо беречь пуще сил. Жажду с голодом полностью не заглушишь бобами — в первую очередь они снимают усталость. Хотя позже Айк всё же подметил, что, постоянно глотая бобы, пить и есть стал значительно меньше.

Дальше Айк передвигался исключительно шагом. Да вот только и шаг утомляет прилично, если топаешь сутки напролёт без единой передышки. Смены дня и ночи нет в Бездне. Как узнать сколько времени прошло? Никак. Только по собственным ощущениям. Не удивительно, что следующий боб Айк проглотил раньше срока. Доля-то, конечно, к троеросту прибавилась, а вот усталость никуда не делась. Пришлось через время закидывать в рот ещё один.

И это был первый, но далеко не последний раз, когда Айк поспешил. Таких промахов постепенно становилось всё больше и больше. Ориентироваться на чувство голода он не мог. Осознав, что бродить по этим бесконечным коридорам здесь можно долго, парень начал ещё сильнее беречь еду и воду, так что есть и пить ему хотелось всегда. Оставалась усталость.

Но и та подводила. Порой Айку казалось, что сутки давно прошли, но он всё равно шагал и шагал, чтобы уж в этот раз точно не ошибиться. Потом глотал боб и узнавал, что время снова его обмануло. А йоков лабиринт всё никак не заканчивался. Он словно состоял из огромных кусков. В какой-то момент исчёрканные метками перекрёстки и развилки сменялись точно такими же, но уже свежими, без единого следа угля.

Не подготовившийся к прыжку в Бездну так хорошо, как Айк, человек уже бы давно провалил испытание. Первый же сон здесь обернулся последним бы. Тьма всегда была рядом. Парень время от времени позволял ей явиться — ту же большую нужду на ходу уже не справить никак. И что самое страшное — чёрный дым с каждым разом появлялся всё ближе и ближе. От тех изначальных двух десятков шагов постепенно осталось от силы шесть-семь.

А потом тьма и вовсе перестала исчезать. Уход за угол больше не помогал. Стена чёрного дыма выползала из-за поворота и двигалась следом за парнем, с той же скоростью, что и он. Теперь расстояние до тьмы сократилось всего до пяти шагов. Пока идёшь, разрыв сохраняется, но стоит остановиться, и клубящаяся чернота тут же начинает приближаться. Продолжишь движение — тьма опять отстаёт. Но не дальше, чем на прежние пять шагов. Хорошо хоть, что скорость, с какой стена чёрного дыма ползла, когда Айк останавливался, по-прежнему не менялась и была очень медленной.

Копьё, топор, факелы Айк бросил ещё в самом начале. Колчан с луком чуть позже. Нести лишнее на себе в лабиринте нельзя. И не зря я собрал ему с собой так много воды. Еда закончилась первой. А ведь снеди там было, даже если лопать от пуза, на пару недель. Значит, точно не менее месяца Айк провёл в Бездне. А скорее, так и значительно больше. Давно стухшая вода и сильно уменьшившиеся в числе бобы о том тоже свидетельствовали. Парень начал отчаиваться.

И тут пришёл шёпот.

В какой-то момент, разбираясь на перекрёстке в своих прежде поставленных метках, Айк, привыкший к постоянному присутствию рядом тьмы, подпустил её слишком уж близко. Внезапно раздавшийся голос заставил подпрыгнуть от неожиданности. Хриплый, тихий, тягучий — он звучал неприятно и страшно. Определить направление, откуда шёл голос, не составляло проблем. К Айку обращался кто-то из-за стены дыма. Или это была сама тьма.

Парень поспешно отскочил от клубящейся подгонялки, но голос никуда не исчез, а только лишь сделался тише. Разными словами и не всегда внятно голос, не переставая, твердил об одном и том же: сдайся, отсюда нет выхода, не мучай себя, не трать время, познай боль, лишь настоящая боль может помочь. Бред. Познай боль, но не мучай себя. Чушь, не имеющая смысла. Очередная попытка сделать его пребывание в Бездне ещё невыносимее. Нужно просто не обращать внимание на противный голос.

Сначала Айк не особо расстроился. Ну бубнит и бубнит. Привыкну. Но уже через пару дней он поменял своё мнение. Вызывавшие когда-то лишь ухмылку слова, сейчас гнётом давили на оголодавшего, невероятно уставшего парня. Временами, забывшись, он ловил себя на мысли, что готов лечь на каменный пол и закрыть глаза. Из этого лабиринта нет выхода. Всё равно ему недолго осталось. Зачем мучать себя? Но Айк бил себя по щеке, глотал очередной боб, иногда восстанавливая силы, а чаще убеждаясь, что сутки ещё не прошли, и брёл дальше.

Когда же последняя опустошённая фляга полетела на пол, Айк отчётливо понял, что конец его близок. Без воды он даже на бобах протянет недолго. Голос же продолжал уговаривать познать боль. Что за боль? Он и так тут страдает. Куда уж сильнее? Лишь мысли о людях, что ждут его, не давали смириться. Дар уже не манил, жизнь, которую по идее ещё можно спасти, не казалась достойной наградой за эти мучения.