Бездна (Миф о Юрии Андропове)

«Да,— размышлял Юрий Владимирович, вернувшись к письменному столу и сев в кресло,— надо здесь формировать свою команду. Фу-ты!… Какое неудобное кресло: голову откинуть нельзя, ноги не вытянешь, сиди столбом, и твердое чрезмерно. Геморрой у него был, что ли? Кое-кого возьму из Комитета. Но и новых необходимо привлекать, молодых. А каких ребят я собрал вокруг себя за те десять лет! Арбатов, Бурлацкий, Шахназаров, Бовин. Энергичные, «новые», дети XX съезда. Нет, во многом я не принимал их, не вступая в открытую полемику, только слушал, я руководствовался пониманием — надо идти вперед! Они и были людьми будущего, я так воспринимал их и в главном не ошибся… А теперь? Они другие. Прошло двадцать лет… И я другой. Должны у меня появиться сегодняшние «молодые» мозги. Будем искать.

Двадцать лет… В 1957 году в ЦК открылся новый отдел — по связям с коммунистическими партиями социалистического лагеря. Меня отозвали из Будапешта, сразу после того, как была подавлена венгерская контрреволюция. И — на заведование этим отделом. Сказали: награда за деятельность послом в Венгрии во время тех событий. И просидел я здесь, в своем кабинете на третьем этаже, до 1967 года. А ведь считалось, что я работаю под прямым руководством Михаила Андреевича Суслова… Да так и было на самом деле! Главное другое… Было мнение… Надо же! Идиотская в принципе формулировка: «Есть мнение… Было мнение…» Чье? Обезличенное. Конкретных авторов мнения не найти. И вот было тогда мнение, что я лучший ученик «серого кардинала», мы — чуть ли не друзья. Никогда мы не были друзьями! Никогда… Наоборот. Между нами почти сразу возник конфликт. Или, точнее, взаимное неприятие. Мы разные. Он смотрел назад, он был и навсегда остался выкормышем Сталина, а новым веяниям только подчинялся, вынужден был подчиняться. Я смотрел вперед, хотя со временем многое понял в титанической, хотя и кровавой деятельности Иосифа Виссарионовича. Но без крови история, великая история, не творится… Стоп, стоп! Что-то меня заносит. Михаил Андреевич не терпел неподчинения и никогда не забывал обиды, даже самые ничтожные. И ничего не прощал, держа все в своей уникальной памяти. В этом смысле он был очень схож со Сталиным…

Да, да! Он не простил мне первое неподчинение».

…И все это произошло в ту пору, когда Андропов работал в Министерстве иностранных дел, возглавлял Четвертый европейский отдел, который занимался отношениями Советского Союза с Польшей и Чехословакией. После смерти Сталина по инициативе Михаила Андреевича Суслова в Вильнюс (там сразу после войны он возглавлял Бюро ЦК по Литве) была направлена партийная комиссия под руководством старейшего работника аппарата Центрального Комитета Черноуцана и молодого работника Министерства иностранных дел Андропова для ревизии деятельности партийного руководства Прибалтийской республики, прежде всего первого секретаря ЦК Компартии Литвы Снечкуса — его Главный Идеолог страны подозревал в сепаратистских, националистических тенденциях и в яром антисталинизме, которым в кабинетах и коридорах в сумрачном сером здании на Старой площади — хотя Генералиссимус и отдал душу дьяволу — еще не пахло: до XX съезда КПСС оставалось три года.

Руководители комиссии в Центральном Комитете получили лично от Суслова инструкции и рекомендации: необходимо собрать соответствующие поставленной задаче материалы на Снечкуса и подготовить компромат для снятия его с работы. Однако, всесторонне изучив деятельность республиканской партийной организации, комиссия ничего предосудительного в ней не обнаружила, а товарищ Снечкус в представленном ЦК докладе характеризовался как дельный, компетентный руководитель, «беззаветно преданный нашим идеалам». Разнос руководителей комиссии состоялся в кабинете Маленкова, который, безусловно, действовал по указке Суслова (да и по своей воле: в ту пору Суслов и Георгий Максимилианович были едины в понимании задач, стоящих перед партией в сфере национальных и идеологических вопросов).

— Вас зачем туда посылали? — топал ногами товарищ Маленков.

Андропов молчал.

— Нас посылали для того,— невозмутимо говорил Черноуцан,— чтобы мы объективно разобрались в работе партийной организации республики. Что мы и сделали.

— Не занимайтесь демагогией! — кричал Георгий Максимилианович, и его круглые крепкие щеки наливались пунцовым румянцем,— Вы получали инструкции от Михаила Андреевича? Получали или нет?

На этот раз промолчал и Черноуцан.

«…Вот с тех пор «серый кардинал» затаил ко мне неприязнь,— думал Андропов, сидя в неудобном сусловском кресле.— И когда меня направили в Венгрию всего лишь советником посла, что являлось явным понижением,— этому перемещению способствовали они оба, Маленков и Суслов. А когда через год меня в Москве утверждали на должность Чрезвычайного и Полномочного Посла СССР в Венгерской Народной Республике, только он, Михаил Андреевич, был против. Какой уж тут верный ученик!…»

В дверь постучали, в кабинете появился секретарь приемной.

— Можно вносить, Юрий Владимирович? Всего девять ящиков.

— Вносите.