Бездна (Миф о Юрии Андропове)

В Вене предстояло подписать контракт с одной австрийской фирмой о закупке большой партии японских компьютеров (фирма выступала посредником, и с ней давно сотрудничал Внешторг). В Австрии уже три дня работали эксперты отдела, которым руководил Владимир Александрович, с ними прежде всего и предстояло встретиться «боссу» — так его за глаза называли сотрудники отдела с порядочной долей иронии.

Но эта встреча состоится не сегодня, а завтра — уже все обговорено, запланировано, расписано. Хотя номер в отеле «Империал» ему забронировали с сегодняшнего дня.

А сейчас, совсем скоро…

Вот поэтому и нервничал, можно сказать, восторженно страдал Владимир Александрович Копыленко. Сегодня, уже через несколько минут, состоится совсем другая встреча.

Он позвонил Паулю Шварцману позавчера с Главпочтамта — как всегда. И как всегда, Пауль, милый Пауль, будет его встречать.

Впрочем, откуда это дурацкое «как всегда»? У них и было всего… Сколько? Сейчас, сейчас… Пять? Нет, четыре свидания.

Три года назад он познакомился, совершенно случайно, с Паулем Шварцманом в буфете Венского оперного театра. (Давали «Аиду» Верди. Как забыть?!) Нет, не случайно — на все судьба: они сразу прониклись симпатией друг к другу. Пауль оказался немцем из Кельна, там у его престарелого отца небольшой банк, он же числится в нем управляющим. А в Вене снимает квартирку, «уютное гнездышко» в районе парка Бельведер («Совсем рядом с волшебным замком, мой друг Влади-мир»), И часто приезжает сюда. «Потому что, Вла-ди-мир (Паулю долго не давалось имя нового «друга»), здесь атмосфера, условия. Здесь все для нас. Да и Кельн хоть и близко, но оттуда, что здесь в Вене, не увидишь и не услышишь». Прямо из театра они отправились в «уютное гнездышко» Пауля Шварцмана, и с той незабываемой ночи все началось.

«Мой Пауль,— думал сейчас Владимир Александрович,— пылкий, нежный, сентиментальный. Господи! Что мы за страна? Почему только у нас — преследования, слезы, презрение, дискриминация? Надо все держать в глубочайшей тайне, особенно если ты занимаешь высокий пост. Иначе — конец карьере, конец всему. И эта моя насильственная женитьба, отец настоял. Я не виноват, что Татьяна несчастна. Не виноват, не виноват, не виноват!… Если мы рождаемся такими — что делать? Что делать, я вас спрашиваю? Будьте вы все прокляты!»

…Лайнер шел на посадку, за иллюминатором, призрачным бескрайним ковром мерцали огни ночной Вены, а Владимир Александрович вдруг вспомнил фразу Пауля, которую тот сказал ему позавчера по телефону:

— Я приготовил тебе, Володя (он теперь так называл Владимира Александровича), сюрприз. Очень пикантный сюрприз…

Лайнер уже бежал по посадочной полосе, и мимо иллюминатора стремительно мчалась назад яркая трассирующая полоса.

«Что за сюрприз?» — подумал товарищ Копыленко, ужас и восторг опять смешались в нем, и зубы скрипнули — так с Владимиром Александровичем случалось в моменты крайнего волнения.

Все багажные, таможенные и прочие формальности заняли не более четверти часа, и вот уже с небольшим элегантным баулом, перекинув плащ через руку, Владимир Александрович спускается по эскалатору в «зал встреч».

Как он любит этот венский международный аэропорт Швехат!

Огромность сверкающих помещений, где никогда не чувствуется большого скопления пассажиров и одновременно каким-то невероятным образом созданная атмосфера уюта. И все это для вас: кафе, бары, бесчисленные магазины, комнаты отдыха с мягкой удобной мебелью, парикмахерские, туалеты.

«Боже!— думал Владимир Александрович, спускаясь по эскалатору и ища взглядом в небольшой толпе встречающих Пауля Шварцмана.— Боже! Эти туалеты в общественных местах европейских стран — в аэропортах, на железнодорожных вокзалах, в государственных учреждениях! Стерильная чистота, воздух помещений насыщен ароматическими смесями, и — невероятно!…— тихая минорная музыка из невидимого источника». Товарищ Копыленко вспомнил, что, первый раз попав в подобный туалет в Финляндии — дело было лет пятнадцать назад, на заре его карьеры во Внешторге,— он был просто ошеломлен, впал в состояние транса, особенно его сразила эта тихая музыка. Он в панике думал тогда, что оказался совсем не там, куда ему было нужно, и только вальяжный господин с изрядной лысиной, появившийся из кабины с бело-голубой дверью и на ходу застегивающий ширинку брюк, вразумил его: это здесь…

Сейчас, испытав внезапную острую нужду оказаться именно в таком месте, Владимир Александрович думал: «А ведь абсолютно точно кто-то определил: по состоянию общественных туалетов можно и следует судить о стране, об ее экономике, культуре, нравственном состоянии общества, о…»

— Володя! Я здесь! — прервал его странные рассуждения радостный голос Пауля Шварцмана.

Предмет любви товарища Копыленко уже бежал ему навстречу — высокий, стройный, с открытой головой, густые черные волосы разметались по плечам.

Они обнялись, Пауль пах дорогими сигаретами и крепкими дамскими духами (эта смесь всегда кружила голову Владимиру Александровичу, сводя его с ума…).

— Наконец-то!…— шептал Пауль.