Безбилетный пассажир

Мама окончила в Кутаиси гимназию святой Нины, потом Тбилисский университет, потом вышла замуж за отца. Я родился в Тбилиси в 1930-м году. Когда мне было четыре месяца, мама повезла меня к отцу на Сахалин – он прокладывал там железную дорогу. А в 1932 году мы переехали в Москву. Отец работал на метрострое, а мама служила в Наркомате легкой промышленности экономистом, потом перешла в кино: помощником режиссера, ассистентом, вторым режиссером, режиссером-постановщиком. Когда меня взяли в штат «Мосфильма» режиссером, мама ушла на пенсию. Из-за меня. У нее были плохие отношения с директором студии, и она боялась, что это повлияет на мою карьеру. Ей было пятьдесят семь лет, и тогда я думал – она уже пожилая, устала работать. А сейчас, когда я намного старше, чем она была тогда, и все еще рвусь работать, я понимаю, какая это была с ее стороны жертва.

Мама очень вкусно готовила, знала литературу, математику, французский, чинила в доме все электроприборы, не пропускала ни одной литературной новинки, ни одной выставки… Работала много – считалась лучшим вторым режиссером «Мосфильма», – а у нас почти каждый вечер были гости и в доме всегда было чисто и уютно. И мы с отцом были ухожены.

Мама все успевала – спокойно, без суеты, в хорошем настроении.

И мама, и отец зарабатывали прилично, но вещами не увлекались, деньги тратили. И помогали многим. Когда мамы не стало, оказалось, что у нее драгоценностей – одно серебряное кольцо (сейчас это кольцо носит моя жена Галя как обручальное).

^{Мы с мамой.}

^{“Клятва”. Сталин (актер Геловани) и мама.}

И еще: у мамы была поразительная способность к общению. У нее было много друзей, она была другом и моим друзьям, и моим детям. С моей дочерью Ланочкой они разговаривали часами – причем им обеим было очень интересно.

Когда меня начали посылать на фестивали за границу, я считал маму уже пожилой. И привозил ей подарки «по возрасту»: темный платок, теплые тапочки… А как-то раз в Стокгольме я попросил жену представителя Совэкспортфильма купить для моей мамы подарок (я был там один день, и у меня просто не было времени ходить по магазинам). Она купила матерчатые летние туфли, ярко-красные. Я огорчился – зачем маме ярко-красные? Но делать нечего, другого подарка не было… Как же она обрадовалась! Надела туфли и долго разглядывала себя в них перед зеркалом. И я понял – женщины всегда женщины, они не делятся на старых и молодых.

Последние годы мама по вечерам сидела на кухне, курила и раскладывала карточный пасьянс. Кухонное окно выходило во двор, и я, гуляя перед сном с собакой, поглядывал на светящийся прямоугольник на пятом этаже.

Наверное, самое дорогое мое воспоминание – то светящееся кухонное окно, за которым – мама.

^Мама.

Верико

Верико и мама в моем сознании неразлучны. Верико, по существу, моя вторая мать.

В семнадцать лет, окончив гимназию св. Нины в Кутаиси, Верико, не спросив ни у кого разрешения, уехала в Москву, прошла актерский конкурс и ее взяли в Театр Революции к Охлопкову. Через два года вернулась в Тбилиси и стала ведущей актрисой в театре знаменитого грузинского режиссера Константина Марджанишвили.

Из рассказов Чиаурели. Верико не была красавицей, но в ней было столько шарма, что мужчины сходили с ума. Поклонников у нее было очень много, но полюбила она молодого скульптора, обаятельного красавца Михаила Чиаурели. И он в нее влюбился, и оставил ради нее жену и ребенка. Отец Михаила Эдишер, зеленщик, долго не мог простить за это сына. А о Верико он даже слышать не хотел: «Чтобы я никогда в глаза не видел эту шлюху»!

Чиаурели послали на стажировку в Германию. Верико поехала с ним. Из Германии Верико вернулась раньше мужа. Чиаурели купил в Германии подарки родителям и попросил Верико отнести эти подарки его отцу: «Когда он тебя увидит, он меня простит. Вкус у него есть».

Верико надела самое скромное платье, туфли без каблуков, гладко причесалась, на голову накинула платок и пошла к свекру.

Старый Эдишер – в шлепанцах, в сатиновых брюках, заправленных в шерстяные носки и в рубашке навыпуск – сидел во дворике на ступеньках веранды первого этажа и перебирал четки. Верико подошла и поставила перед ним кожаный саквояж с подарками.

^{Верико Анджапаридзе. 40-е годы.}

^{Верико Анджапаридзе и Михаил Чиаурели.}

– Здравствуйте, батоно (уважаемый) Эдишер. Это вам ваш сын Миша прислал из Германии.

– Спасибо. А ты кто?

– Я та самая Верико, батоно Эдишер.

Эдишер внимательно оглядел Верико.

– Да… – он тяжело вздохнул. – Теперь я понимаю Мишу. Ты такая красивая, такая хорошая… Разве можно в тебя не влюбиться?

Верико засмущалась и, чтобы поменять тему, сказала:

– Батоно Эдишер, здесь вот Миша вам кое-что купил и для мамы – очень красивую шаль.

– Да? Спасибо, милая. Сейчас мы ее позовем… Соня! Соня!

– Что хочешь? – с веранды третьего этажа выглянула мать Чиаурели.

– Иди сюда! Мишина блядь приехала!