Без следа

Затем наступила темнота.

37. Джессика

Ливень подошел к концу. Небо засияло всеми оттенками голубого. Засверкала пышная зеленая трава. Солнце светило так ярко, что все снова надели солнцезащитные очки, но в воздухе отчетливо чувствовалась некоторая прохлада. В город пришла осень.

У подножия памятника лежала аккуратно перевязанная ленточкой дюжина белых роз — ее любимых цветов. Несколько часов назад их принесла и оставила здесь, как и каждый год на протяжении четверти века до этого, Дарла Кеннеди. Памятник нельзя было назвать ни старым, ни новым. Впрочем, он уже начал немного заваливаться набок, а выбитые посередине буквы начали потихоньку истираться.

Прошло двадцать пять лет.

Элеанора Лавелль была мертва столько же лет, сколько она успела прожить на этом свете.

Джессика осторожно опустилась на колени перед могилой. Суставы у нее все еще болели; она не успела окончательно прийти в форму. Шею и руку, сколько бы таблеток она ни глотала, порой пронзала острая боль.

Она добавила к букету одну-единственную белую розу и ласково пробежала кончиками пальцев по высеченному на камне имени.

Элеанора Лавелль и правда наделала шуму. Ей ужасно хотелось отомстить миру за все причиненные ей несправедливости. Это чувство было прекрасно знакомо и самой Джессике.

Эта женщина вела такую жизнь, что доживи она до пятидесяти лет, то наверняка взглянула бы на содеянное с большим сожалением. Впрочем, это и делало ее по-настоящему живой. Элеанора Лавелль оказалась не просто идеальной женщиной с открыточного вида фотографии. Как ни крути, она была матерью Джессики. Будучи совершенно непохожей на тот образ, который ради ее же блага выдумал Тони Шо, она тем не менее вовсе не была плохим человеком.

Джессика медленно поднялась на ноги и обвела взглядом все кладбище, задумавшись, найдет ли здесь последнее пристанище Кэтрин Таверньер. Разумеется, если кто-нибудь придет ее оплакивать.

Она надеялась, что ответ на оба этих риторических вопроса будет отрицательным. Было бы в корне неправильно хоронить рядом двух этих женщин. Джессике было по-настоящему трудно представить, что кого-нибудь будет волновать смерть последней.

Пуля в лоб была меньшим из того, что она заслуживала.

Джессика направилась обратно к усыпанной мелким гравием дорожке. Ее окружало множество могил. Часть из них принадлежала мужчинам, часть женщинам, самые страшные — детям и новорожденным. Кто-то из этих людей умер давно, кто-то — совсем недавно. Она задумалась о том, какие жизни они прожили. Горевал ли по-прежнему кто-нибудь об их кончине? Любили ли их и по сей день? Были ли у них семьи, которые по ним скучали? Или родственники и знать не знали об их существовании?

Наконец Джессика спустилась с холма и подошла к месту, где стояла ее машина. Оказалось, там ее ждал Мэтт Коннор. Завидев ее, он выпрямился и отошел от собственного автомобиля, а затем снял солнцезащитные очки. В его восхитительных зеленых глазах таилось море вопросов, на губах играла еле заметная неуверенная улыбка.

— Ты же за мной не следишь? — улыбнулась ему в ответ Джессика.

— Вовсе нет, — ответил Коннор. — Я позвонил в больницу, но там сказали, что ты выбралась на свободу. Учитывая, какой сегодня день, я так и подумал, что ты будешь здесь. Еще я звонил на мобильный, но ты его отключила.

— Журналисты совсем замучили; на этот раз настоящие. Я подумала, что лучше будет подождать, пока все не уляжется.

— Они еще не знают, кто ты?

— Не-а, думают, что я просто тупенькая частница, которая случайно подобралась слишком близко к маньяку. Дарла и Мак МакКул держат язык за зубами.

— А что с деньгами? — спросил Коннор. — Таверньеры ведь так и не развелись. Ты же понимаешь, что муж Кэтрин может затребовать все это назад? Если ты пойдешь в суд, о тебе все узнают.

— Я не хочу никаких денег.

Глаза Коннора расширились.

— Ты шутишь? Мы не про пару баксов говорим, Джессика, на кону миллионы. Это твое наследство. Ты вправе владеть каждым центом.

— Мне это не интересно, — твердо сказала девушка. Как только эти слова слетели у нее с губ, она поняла, насколько они были для нее важны. — Моим отцом был Тони. Линкольн Таверньер и его деньги — пустой звук.

— А что насчет того клада?

— Я о нем позабочусь. Перед отъездом.

— Так ты уезжаешь?

— Меня тут ничего не держит.

Коннор опустил глаза, засунул руки в карманы и кивнул:

— Ну да.

Они помолчали. Вокруг слышались только завывания ветра и хлопанье птичьих крыльев.

— Мне так жаль, Джессика, — наконец сказал Коннор.

— Ты просто делал свою работу.

— Нет, — он помотал головой, — мне жаль, что меня там не было, когда все это произошло. Я был так уверен, что убийцей оказался Роб Янг, что даже не заметил, в какой ты опасности. Я должен был быть рядом.

В тот вечер Коннор вернулся в «Таити». Пока Кэтрин Таверньер пыталась перерезать Джессике горло, он распивал бурбон и веселился на полную катушку. Винить, однако, она его не собиралась. Она винила саму себя. Ей удалось проглядеть самое очевидное. Более того, она фактически пригласила убийцу прямо к себе домой.

Как и Элеанора.