К этому времени Таран уже пригляделся к телевизионному оборудованию, нашел тумблер, которым можно было остановить вращение телекамеры, и задержал картинку именно на этом автомобиле.
Странным — а значит, и подозрительным! — Юрке показалось то, что из машины долгое время никто не выходит. О том, что там, куда свернул «Форд», находится тупик, Таран знал. Стало быть, те, кто приехал на этой машине, не могут уйти куда-то иным путем, как через улицу. Заборы тут высокие, да еще и с проволокой, не враз перелезешь. К тому же кто будет средь бела дня через забор лезть? Разве что алкаши или накуренные какие-нибудь… А они на таких тачках не ездят.
А почему люди так долго не выходят из машины? Любовью занимаются? Для этого обычно в середину людного поселка не приезжают. Тем более при свете, пусть даже с тонированными стеклами. Бывают, конечно, всякие извращенцы, но на этот ' случай все равно не похоже. Допустим, просто беседуют. А зачем за угол заехали?
В общем, Таран нажал кнопку переговорного устройства и услышал голос Ляпунова:
— Что у тебя, Юрик?
— Машина за углом стоит. «Форд-Эскорт» с темными стеклами. По-моему, стеклят за дачей.
— Спасибо, молодец. Проверим!
Через некоторое время Юрка увидел, как с внешней стороны к воротам дачи подходит Милка. Таран немного удивился, как такое могло быть, но потом понял, что «Королеву воинов» не иначе выпустили за забор с задней стороны дачи, скрытой от наблюдателей с машины. Заодно она, возможно, поглядела, нет ли каких супостатов с тылу.
— Василиса-а! — по-деревенски зычно окликнула Милка. — В магазин пойдешь?
— Сейчас! — отозвалась блондинка с крыльца, и вскоре Таран увидел на своем мониторе, что Милка и Василиса движутся в сторону «Форда». Под ручку, как шерочка с машерочкой. Василиса тащила в руке пустую хозяйственную сумку, а Милка — крепкий пластиковый пакет, рассчитанный на солидный груз. Юрка сразу понял, что это и есть проверка. Не иначе баб, вроде бы снарядившихся для похода в магазин или на базар, послали поглядеть, «кто-кто в теремочке живет?», точнее, кто в «Форде» сидит.
Когда парочка поравнялась с машиной, Василиса безмятежно пошла вперед, а Милка приблизилась к «Форду» и постучала в заднее стекло. Таран передвинулся к окну мансарды, и до его ушей долетел хрипловатый басок Милки:
— Мальчики, спичек не будет?
Дверцу приоткрыли, Милка прикурила от зажигалки, сказала что-то вроде «мерси» и, покачивая своими могучими бедрами, двинулась следом за Василисой.
В тот момент, когда дамы скрылись из виду, в мансарду поднялся Топорик и сказал:
— Так, юноша, топай, поправляй здоровье, пока не остыло. Каша — класс! Я б на этой белобрысой запросто женился.
Само собой, что Юрку два раза упрашивать не пришлось…
В ГОСТЯХ У ГЕНЕРАЛА
Первое, чему удивился Вредлинский, так это тому, что он жив, цел и невредим. Затем он удивился тому, что находится не в каком-то подвале или яме, а в комнате с относительно свежим воздухом и даже с окном без решетки. Ни кляпа, ни пластыря, ни ушных затычек не было. Глаза тоже вполне свободно смотрели на мир, насколько им позволяли близорукость и астигматизм. Впрочем, очки лежали поблизости, на небольшой тумбочке. Обстановка в комнате напоминала скорее гостиничную, чем тюремную: деревянная кровать, платяной шкаф, кресла, даже телевизор.
В отличие от Манулова, который не запомнил даже самого момента похищения, Эмиль Владиславович прекрасно сохранил в памяти все, что предшествовало его появлению в этой комнате. И то, как проклятая Василиса отправила его наверх, и то, как вместо Али на супружеской постели оказалась какая-то баба огромных размеров, которая спеленала его как младенца, и то, как откуда-то выскочил чернявый парень, и то, как утащили в машину… Не запомнил Вредлинский только одного: каким образом его доставили в эту комнату. Должно быть, его усыпили, но этого момента в памяти не отложилось. Вредлинский не запомнил даже, как его раздели и уложили в кровать, заботливо накрыв теплым ватным одеялом.
Как уже говорилось, воздух в комнате был свежий, но не холодный. Нацепив очки, Вредлинский разглядел стоящие у кровати шлепанцы и еще раз удивился, потому что это были не чьи-нибудь, а его собственные тапочки, которые он надел в прихожей всего за несколько минут до похищения. Шлепанцы, как известно, на ногах удерживаются слабо, тем более если человека в них куда-то тащат. Эмиль Владиславович был очень рад, что похитители оказались настолько корректны, что не потеряли их. Как многие пожилые люди, Вредлинский испытывал чувство некой мистической привязанности к старым вещам, которые служили ему на протяжении многих лет. Если такая вещь вдруг портилась, приходила в негодность или терялась, он сильно расстраивался. Иногда ему даже казалось, будто это какой-то знак свыше, предупреждающий его о близости собственной кончины.
Надев тапочки, Эмиль Владиславович первым делом подошел к окну. Не то чтоб Вредлинский прикидывал возможность побега, но все же надо было хоть чуточку осмотреться.