Без права на ошибку

Студент долго не мог заснуть, задремал только под утро.

Проснулся от толчка в бок:

— Вставай, сам вызывает. — Курчавый мотнул лысой головой в сторону спальни Ростовского.

Студент быстро поднялся, зачерпнул из ведра ковш воды, сполоснул руки и лицо, пошел на вызов.

Ростовский встретил его, не поднимаясь с постели. Он лежал под лоскутным одеялом и курил трубку, изредка выпуская ее изо рта. Рядом на стуле стояла деревянная миска с капустным рассолом, ломоть черного хлеба и луковица.

— Я скоро уйду, — сказал моряк. — Вернусь, как всегда, поздно. Поэтому знай, что послезавтра рано утром пойдешь на дело. Это будет для тебя первым экзаменом, на котором я проверю, на что ты годен. Выполнишь его — будешь для меня своим человеком.

— Я Студент, мне к экзаменам не привыкать, говори яснее.

— Изволь. На Сенном базаре каждый день дежурит один мент, по фамилии Петухов. Он шилом бритый — рябой. От оспы. Ты его сразу по роже узнаешь. Проследишь, по каким переулкам он приходит на свой пост и какими возвращается обратно в ментовскую контору. Он нам, как кость в горле. У него глаз — алмаз, нашего брата на базаре сразу засекает. Носа показать нельзя, куда ни сунься — всюду он тут как тут. Приглядывается, принюхивается, как борзая на охоте. Запоминает, кто и что продает, кто сколько покупает. У нас он уже несколько человек завалил. Надо его к ногтю. Способ и место разрешаю выбрать по своему усмотрению. Поступай, как найдешь нужным, но ликвидируй его любой ценой. Срок — три дня… И три ночи. И ни часу больше. Сделать надо так, чтобы все было чисто, комар носа не подточил. Вот и все. Свободен!

Студент, выйдя от Ростовского, снова лег на матрац. В голову лезли тревожные мысли: «Зачем атаман в такой ранний час вызывал Курчавого? Чтобы посоветоваться, стоит ли мне доверять убийство Петухова или по какому-то другому поводу? Судя по всему, Ростовский не изменит решения послать меня на выполнение своего задания. Чего угодно ожидал, был, кажется, готов ко всему, но такое… Вот ведь ситуация. Как круто все обернулось! И даже посоветоваться не с кем. А ошибаться он не имеет права!»

III

… В областной чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем, разместившейся в двухэтажном купеческом доме, проходило экстренное совещание. Председатель Александр Иванович Горбунов зачитывал сводку. Чекисты внимательно слушали его. Они уважали своего председателя. Нет, больше: любили Александра Ивановича. Он вырос среди рабочих казенного оружейного завода. За непокорность и вольномыслие был отправлен в царскую армию. Февральские события застали Горбунова в запасном полку. Он участвовал в разоружении местной полиции, в поддержании революционного порядка. Именно тогда твердо встал на сторону большевиков, полностью разделив их взгляды.

Потом — Октябрь. Горбунов возвратился в свой город.

В августе восемнадцатого он, секретарь горсовета, был схвачен белогвардейцами-мятежниками, но бежал из-под стражи, спасся от расстрела. Осенью девятнадцатого года, возглавляя уездную ЧК, организовал разгром эсеров-максималистов, осенью двадцатого — ликвидировал заговорщиков «национальной гвардии», свивших гнездо на Воложке в трудовой роте. Двадцатитрехлетним, много пережившим и испытавшим, вступил Горбунов в голодный и суровый двадцать первый год. А то, что год не из легких, было видно и по сегодняшнему сообщению председателя:

«В Селтинском уезде голодают четыре тысячи детей, из-за отсутствия продуктов детские дома закрыты; в Ижевском уезде действуют банды, которые крадут и угоняют лошадей, коров, совершают грабежи и убийства; в деревне Шумиловка Поршурской волости разгромлен амбар с семенным фондом; в городах насчитывается несколько тысяч безработных; мешочники препятствуют улучшению снабжения населения продовольствием; опустошительные пожары истребляют огромные лесные массивы…»

Сделав паузу, Александр Иванович стал зачитывать донесение комгола — комиссии по борьбе с голодом, дополнившее впечатление от обостряющейся с каждым днем обстановки.

«Летом тысяча девятьсот двадцатого года, — говорилось в нем, — по многим уездам Поволжья и Прикамья прошли грозовые дожди с градом, уничтожив озимые и яровые посевы. Весна и лето тысяча девятьсот двадцать первого года, напротив, оказались засушливыми. Всходы, с трудом пробившиеся через иссушенную суховеями, потрескавшуюся землю, были выжжены солнцем.

Голод охватил одиннадцать губерний с девяностомиллионным населением…»

Горбунов читал неторопливо, ровным, без интонации, голосом. Его деловитое спокойствие передавалось подчиненным, вселяло уверенность.

Сигналы, донесения, справки… Да разве они могли охватить все, что бурлило, таилось, угрожало в действительности! Потерпев поражение на фронтах гражданской войны, внутренняя и внешняя контрреволюция, используя тяжелую обстановку в стране, объединилась, сменила тактику и пытается всеми способами задушить молодую Республику Советов.

Ознакомив чекистов с текущим моментом и поставив перед ними первостепенные задачи, председатель заключил:

— Все свободны, кроме товарища Белокрылова.