Без права на ошибку

Когда песня дружно заканчивалась, атаман вдруг вскочил. Уставился на зеркало, что висело напротив. Увидел в нем свое отражение, закричал: — Стоп!.. Курчавый! Решай его! — Моряк ткнул пальцем в сторону зеркала.

Курчавый ошалело вытянулся перед Ростовским и не мог уразуметь, что именно от него требуется. Почему — решать? Кого решать?

Но Ростовский так же неожиданно вдруг обмяк, помутневшие глаза прояснились, пошатываясь, он тяжело опустился на место и прижал к себе Студента:

— Складную песню пел, кореш, тоскливую, но не выдуманную, житейскую. Душу зацепила. Эх, анархия, не миновать тебе плахи… Сколь кобылке не прыгать, а быть в хомуте… Проводи меня, спать хочу. Спать и не просыпаться…

Неуклюже поправляя за поясом маузер, Ростовский в сопровождении Студента удалился в свою спальню.

Веселье оборвалось, но галдеж не утих. Стараясь перекричать один другого, каждый говорил о своем. Красюк и Серый, сменившиеся с караула, о чем-то горячо и зло спорили. Мало-помалу в их спор ввязались остальные. И вот Красюк, схватив бутылку, ударил ею Серого по голове. В ответ тот выхватил из-за голенища сапога финку. Красюк, отступая, смел под ноги Серому посуду со стола. В драку никто пока не вмешивался.

— Прекратить! — зычно крикнул Студент, но его будто не слышали. Тогда он выхватил револьвер, поднял его над головой и нажал на спусковой крючок. Однако выстрела не последовало. Он нажал еще и еще — снова осечка.

«Должно быть, патроны отсырели», — пронеслось в голове. Студент с досадой сунул револьвер в карман.

В это время в дверях спальни показался Ростовский с маузером в руке. Кто-то крикнул: «Полундра!» В тот же миг раздался выстрел, а за ним — окрик хозяина.

— Что за балаган?! Прекратить! Всем — спать!

Когда все разошлись, Ростовский удалился в свою спальню. Из часов выпрыгнула кукушка и прокуковала пять раз.

II

Прошла неделя с той ночи, как Студент появился в гнезде анархиста Ростовского. За ним был установлен негласный надзор: из дома его не выпускали и не брали ни на одно дело, несмотря на его постоянные просьбы. Излишняя настойчивость могла показаться подозрительной, а потому он решил впредь не торопить события.

Однажды Ростовский, вернувшись, должно быть, с неудачной операции, раздраженно бросил Студенту:

— Рыщешь, рыщешь, как волк, в холод и слякоть, а некоторые посиживают себе дома и задарма сыты.

— Если ты это обо мне, то напрасно, — обиделся Студент. — Без работы, а не от работы кони дохнут. Давно прошусь, но все милости не дождусь. Сам определил меня в поднадзорные. Разве я не вижу, что твои прихвостни глаз с меня не спускают?

Ростовский рассмеялся:

— Ты про такое слыхал: не щади врага, сбережешь себя?

— Я по-другому слыхал: не щади врага — сбережешь друга.

— Ну и хватил! Где это ты друзей увидел? Немае нияких друзив и в помине, были да все вышли. Люди ныне готовы горло перегрызть друг другу. Ежели не я тебя, то ты меня ухлопаешь, вот так-то. Таков закон жизни.

— Так думать — позор для идейного анархиста! — возмутился Студент. — То-то я и смотрю, что ты меня все еще за чужака принимаешь. Разве не так?

— Ну как тебе ответить… — замялся Ростовский. — Чужая душа — дремучий лес. На лбу у тебя не написано. Ведь говорят: человека узнаешь, когда из семи печек с ним щи похлебаешь. А насчет догляда… Это так, на всякий случай. Для тебя же стараюсь. Мало ль что на уме у этих жиганов. У всех, между прочим, ножички имеются, не поглянешься — пырнут, и поминай как звали.

— Не играй со мной в прятки, Ростовский, — не отступал Студент, — мы-то с тобой не жиганы и не щипачи, нам долго в одной упряжке ходить. Конвой, прошу, убери, надоело.

— Ну, хватит, раскудахтался, — переходя на более спокойный тон, сказал моряк. — Как-никак командую здесь я, а ты мне на горло наступаешь. В обиде на то, что к делу не приставлен? Знаю и одобряю. Дело получишь, есть одно на примете.

— Какое же?

— Да уж не воровское, разумеется. Малость позаковыристей. И откладывать в дальний ящик не придется. Посмотрю, какой ты мастак. — Ростовский снял бушлат, повесил на гвоздь. — Прямо признаюсь, что не надеюсь я на тебя, не по плечу оно тебе будет, не по зубам. Руки-то у тебя, как говорят мои хлопцы, барские.

— По-твоему, сила есть — ума не надо? Не спеши предсказывать, — ответил Студент. — За мной дело не станет. Я — готов, резину тянуть не в моем характере. А ты своим хлопцам напрасно много воли даешь. Они, как собачьи хвосты, виляют перед тобой, а приказания выполняют на свой лад.

— К примеру — кто?

— Будто сам не знаешь. — Студент пожал плечами. — К примеру, Красюк и Серый. Они же иногда при всех над тобой зубы скалят. Я бы таких гнал в шею, а ты пригреваешь их.

— Опять бы да кабы… Пусть скалят, хрен с ними.

— Ты же идейный анархист, боевой отряд сколачиваешь, в нем нужны люди, преданные тебе душой и телом. Сам знаешь, артель атаманом крепка. А порой непонятно, кто главный над всеми, чья воля — закон, — не унимался Студент.

— Та-ак. Что верно, то верно: не каждому казаку в атаманах ходить… — Моряк помрачнел. — В чем-то ты, пожалуй, прав. Завтра потолкуем. Утро вечера мудренее.