Без права на ошибку

И Ивашуров, понимающе покивав, разговора на эту тему больше не заводил.

Сутки на то, чтоб дойти до Сердобска, трое – чтоб сжать вокруг вокзала кольцо. Во всяком случае, именно столько времени понадобилось Фунтикову в прошлой петле. Наверняка столько же понадобиться и в этой. К этому времени детский сад будет находиться под контролем бригады – и вот только тогда Данька-младший сможет попасть внутрь. По-другому у него не получится.

Рассчитал правильно. Трое суток ДШГ сидела за городом, за промышленной зоной машиностроительного завода, на окраине поселка Мазановка. Слушали доносящуюся сюда беспрерывную трескотню выстрелов, гулкое уханье тяжелых калибров, шипение и разрывы РСЗО… На исходе четвёртого дня, когда стрельба чуть приблизилась и стихла, Добрынин понял – уже скоро. Соединенная бригада сжала кольцо и готовит финальный штурм. И значит, именно в этот момент Паук должен покинуть Убежище и краешком промзоны выскользнуть из окружения, оставив за собой заслоны из личного подразделения. Кто-то лопухнулся и пропустил, не проявил должного рвения, не уследил за дырочкой. Ну да и ладно. На то мы здесь и стоим, чтоб дырочку эту заткнуть.

– Ребята, следим. Следим за окрестностями в оба глаза, – в который уже раз обходя наблюдательные посты, предупреждал он. – Не спим. Спать потом будем. Любое шевеление, любая непонятка – сразу мне доклад! Упустим в этот раз – с концами.

– Кого хоть ждем-то? – спросил Рус. – Много?

– Любое движение, – повторил Добрынин. – Кто и сколько – я не знаю. Но вряд ли большая группа сможет просочиться…

ДШГ сидела в большом двухэтажном особняке на самой западной окраине поселка. С востока – мешанина домов, сараев, заборов и двориков, идеальное место, чтоб уйти не попрощавшись. Но зато север, юг и восток – поля до горизонта. Любую букашечку видно, как на ладони. И садящееся постепенно солнце вряд ли могло помешать этому – рабочих ПНВ имелось достаточно, чтоб разглядеть эту букашечку даже в кромешной тьме.

Пять часов вечера – ничего. Шесть часов – пусто. Солнце уже зашло, окружающие поля погрузились во мрак, но глаз, вооруженный ночной оптикой, видел прилично. Семь – снова ноль. Добрынин забеспокоился. Пленные показали, что Верховный ушел вечером, после того как понял бесперспективность дальнейшего сидения под землей. Пошел за подмогой. Так где же он?!

Девять. И снова с наблюдательных пунктов доклад: чисто по всем направлениям. Добрынин к этому времени уже места себе не находил. Мысль о том, что он во второй раз может упустить Паука, была просто невыносима. Разве это тот итог, к которому он шел все это время?! Да, он помог младшему, помог людям Убежища найти новый дом… но ведь что-то же должно достаться и ему! А ему больше всего нужно одно – Верховный. Сначала – Паука! Потом – помочь Валентинычу уничтожить остатки группировки, зачистить всех до единого! Данька не только смог выйти в Ардым и остановить бронепоезд. Он смог запустить и «Периметр». Вместо Атырау теперь один огромный радиоактивный кратер, и те, кто сидит сейчас в Убежище – лишь остатки огромной организации, раскинувшей щупальца караванов на полстраны да на несколько соседних. Перевалочные базы не в счет, они очень быстро обособятся и станут обычными бандами. Еще и драться друг с другом будут за ресурсы и сферы влияния. За остатки ресурсов и клочки власти… С уничтожением головной базы заканчивалась и история развития и становления Берегового Братства. Надо, кстати, смотаться туда, поглядеть на дело рук своих…

К одиннадцати часам Данил совершенно отчетливо понял, что он во второй раз упустил Паука. Каким-то непонятным образом – учуяв ли, или угадав наблюдательный пункт в двухэтажном особняке на окраине – Верховный ушел. Прошла уже и паника, прошло и желание лететь невесть куда, метаться по округе в поисках, ревом «Тайфуна» распугивая ночную тьму. В ступоре он сидел на чердаке перед оконцем – и в голове его неторопливо, вяло тянулись мысли. Он снова упустил, и мести его не суждено никогда сбыться. Данька смог отказаться от мщения, но не он, не Зоолог. Слишком много времени жил одной только этой мыслью. Двенадцать лет, отданные одной единственной цели. Двенадцать лет, подчиненные только одной задаче. Огромный кусок – просто выкинут, вычеркнут из жизни. Цель – его собственная цель, так нужная ему! – не достигнута. А значит, и время прошло впустую. Что же теперь? Снова искать Паутикова, рыскать по миру?.. Или попробовать последовать примеру младшего и начать новую жизнь? Может, все-таки прав Ивашуров? Понадеяться на Господа нашего, о котором у Добрынина было очень смутное представление, уповая на то, что скорая смерть настигнет Тарантула, и умрет он в мучениях, а не от глубокой старости?.. Но сможет ли он? Не выжжет ли его изнутри, не опустошит ли осознание того, что он не смог отдать долг за отца и мать, за семью, за Родионова, за Убежище?.. Не будет ли он всю оставшуюся жизнь жалеть о своем решении? Будет. И Добрынин понимал это четко. Упустив Тарантула, он словно подписывал себе приговор: поиски должны продолжаться.