Без опыта замужества

— Ну, побоится и перестанет.

— А кто у него родители, Жень?

— Точно не знаю, он мало что о них рассказывал. Папа вроде каким-то начальником в палате недвижимости работает, а мама… Про маму совсем ничего не знаю.

— В палате недвижимости, говоришь? А какая у папы фамилия?

— Такая же, как у Дениса. Горохов. А что, ты его знаешь?

— Да. Слышала. А может, это и не тот Горохов, о котором я слышала. Знаешь, фамилии начальственных чиновников всегда будто обезличены. Видишь фамилию на бумаге и представить не можешь, что за ней живой человек стоит. Значит, ты у нас будешь потом Горохова?

— Ага. Горохова. Ой, а как звучит некрасиво, слышишь? Евгения Горохова! Г-г-г! Сплошной гусиный гогот получается!

— Хм… По-моему, ничего, вполне нормально. Звонко звучит, — успокоила дочь Лина и переключилась на другое. — А скажи-ка мне, госпожа Горохова, ты зачет наконец спихнула или нет?

— Да спихнула, спихнула, слава богу.

— Ну и ладно. И молодец. И все-таки, Жень… Странно все-таки, что Денис тебя со своими родителями не знакомил… Наверное, это неправильно как-то?

— Мам… — иронично прищурилась Женька. — Да откуда ты знаешь, как правильно, а как неправильно? Сама-то ты, насколько я понимаю, и близко замуж никогда не выходила? Рассказала мне историю про погибшего жениха, тем и ограничилась. Банальную, можно сказать, историю. А ведь наверняка, я думаю, мой биологический папочка где-то живехонький-здоровехонький землю топчет! Что, не так, скажешь?

Лина вздохнула, изо всех сил сдерживаясь.

— Ой, прости… — тут же спохватилась Женька. — Прости, мам… Я тебя обидела, да? Ну прости, сама не знаю, как вырвалось! Это у меня от счастья все мозги напрочь отшибло, вот и брякнула, не подумавши… Прости, пожалуйста!

— Ладно, Жень. — выдохнула и мягко улыбнулась Лина. — Все нормально. Я не обижаюсь.

— Ма-а-ам…

— Все, пойдем спать! Мне завтра вставать рано.

— Честно, не обижаешься? — Женька забежала вперед и заглянула матери в лицо.

— Честно. Чего я буду на тебя обижаться? Ты же знаешь, я вообще этого чувства не люблю. А на родную дочку — так и тем более не могу обижаться.

— Я очень, очень тебя люблю, мамочка…

— И я тебя, Женюр. Все, все у нас хорошо. Пойдем спать, а то я сейчас носом в стол клюну!

Лина и впрямь думала, что уснет сразу, как голова коснется подушки. Да только не тут-то было. Выплыла из дальней дали давно забытая боль, нелепая из-за сроков давности. Даже и болью в полном смысле слова ее назвать было нельзя. Так, воспоминание. Нытье старой раны от приключившейся непогоды.

А в самом деле — что стало потом с этим парнем, Женькиным биологическим отцом? Вот бы узнать… Просто так, из спортивного интереса? Хотя это сейчас интерес просто спортивным остался, а тогда, двадцать лет назад, о-го-го какой интерес меж ними приключился! Встретились первый раз глазами — и понесло в любовь. Да, это была любовь, как бы на нее потом, при обнаружении последствий, ни клеветали насмерть перепуганные мама с бабушкой! Первая любовь, юная и сумасшедшая. Что было, то было.

Все обстоятельства тогда их любви способствовали. Назывались эти обстоятельства — путевка в молодежный турлагерь «Кавказ». Целый месяц — горы, палатки, походы, песни под гитару, горящий веселым пламенем костер. И все они — молодые, веселые, приехавшие с разных концов страны, веселились буйно, до изнеможения, орали в звездное небо, обнявшись — «как здорово, что все мы здесь сегодня собрались!».

Здорово, конечно. Кто спорит? Он был студент из политехнического института, Лина даже и не запомнила толком, из какого. То ли из екатеринбургского, то ли из челябинского. А может, вообще из московского. Тогда это как-то несущественно было. Главное — любовь, взлетающая в ночное небо вместе с искрами от костра. И его рука на плече. И песня. И шепот в ухо — как здорово, что я тебя нашел, и навсегда, и больше никогда…

В последний день, опять же у костра, тоже на ушко, в продолжение его «всегда и никогда», Лина тихо призналась в своих сомнениях относительно последствий их взаимного горячего чувства. Он склонил голову, долго глядел в глаза, улыбался счастливо. «Я скоро приеду к тебе, Малинка. Дай адрес и телефон. Я приеду…»

Конечно, ей следовало бы и его адрес да телефон попросить, так, на всякий случай. Если б умная да проницательная была — обязательно бы попросила. А только ни ума, ни проницательности у нее в голове на тот момент вовсе не было. Потому что — зачем любви проницательность? Смешно даже.

Это потом ей уже ничуть смешно не было. Недоумение было, страх был, грусть была, а смеха не было. Беременная ходила — ждала, Женька родилась — ждала, потом еще несколько лет — все ждала. Потом и ждать перестала, просто жить начала. Иногда, правда, вспоминалось, мучило тоскливым сомнением — а с любовью-то что сталось? Любовь-то как же, куда ж она делась-то?

Все, все, спать надо! Не пропускать же два счастливых утренних часа из-за каких-то ненужных воспоминаний? Все! Завтра день начнется обычным порядком — чистое утро в окно, матушка-йога, малина-смородина, кофе на подоконнике, жгучий-горячий, с пенкой, с кардамоном…

* * *