– Не правда ли, Тейлор, эти события моей жизни сильно напоминают авантюрный роман?.. Что ж я могу еще добавить? Я вернулся в Пешавар, проводив туда старого негоцианта, столь тесно связанного с историей моего семейства. Одаренный чудесной памятью, он в мельчайших подробностях помнил все, что касалось Канпурской драмы. Он не забыл места, где спрятал сокровища моего отца, на память сделал мне его детальный план, присоединил к нему подробные объяснения и отдал мне эти драгоценные документы, умоляя спрятать их в надежном месте. Кроме того, он обещал мне, завершив свои собственные дела, превратить все драгоценности в деньги и положить их на мое имя в одном из банков Империи. Он заклинал меня поторопиться, говоря, что очень стар и ему осталось недолго жить. Я со своей стороны переслал документы жене, объяснив ей, какое значение они имеют для нас и для наших детей. С тех пор я более не получал известий от старого парса-негоцианта. Моя несчастная жена была убита через несколько часов после получения моего письма… наш дом разграблен и сожжен… мои бедные дети пишут мне, что все погибло. Они сами, не имея никаких средств, ехали с бедными эмигрантами Пристанища Бедствия, попали в железнодорожную катастрофу и были спасены только заботами великодушного чужестранца, капитана Бессребреника… Но они беглецы… они находятся под гнетом таинственной и страшной опасности!.. Они вынуждены скрываться и пребывали в момент, когда Мэри писала это письмо, в неизвестной пагоде, имени которой не знают, но которая находится, вероятно, недалеко от Гайи, название которой я прочел на штемпеле почтовой марки.
– Однако, милорд, будем надеяться, что они будут вам возвращены, – сказал лейтенант. – Несчастие не может все время преследовать одних и тех же.
– Разве мы сами не служим доказательством обратного, если учесть все постигшие нас в последнее время катастрофы?!
– Я не верю, что нам долго придется оставаться в плену; напротив, у меня есть предчувствие, что нас скоро освободят: случится что-то неожиданное, непредсказуемое.
– Вы молоды, мой друг, а молодость легко поддается безумной надежде. Что касается меня, я сделаю все, чтобы увидеть моих бедных малюток; но у меня нет никакой надежды. Что бы там ни было, поклянитесь мне, если вы вырветесь на свободу, отыскать их, любить и заботиться о них, как старший брат. Я прошу вас об этом, как самого храброго, самого дорогого товарища по оружию…
При этих торжественных словах на энергичном лице молодого человека отразилось волнение. Потом он тихо покачал головой, говоря:
– Милорд, не забудьте, что моя судьба тесно связана с вашей… я не могу жить, если вы погибнете… я не могу остаться на свободе, если вы в плену.
– Но если б вы освободились помимо вашей воли… например, если б мы оба убежали, и я был убит… обещайте, Тейлор…
– Я клянусь, милорд, что сделаю все, о чем вы меня просите. Я клянусь вам священной памятью моего отца.
Внезапное появление отряда афридиев под предводительством человека мрачного вида прервало этот разговор. Человек посмотрел на обоих англичан с невыразимой ненавистью и сказал:
– Суд, который рассматривал ваше дело, приговорил вас к смерти. Вы умрете от голода и жажды. Ваши трупы, разрезанные и засоленные, будут посланы главнокомандующему английской армией. Так будет со всеми пленниками, пока англичане не откажутся от пуль «дум-дум»!
Глава VI
Увидев, что хобот Рамы проник в отверстие, пробитое под Башней Молчания, и узнав голос Берара, капитан вскричал:
– Берар, мой дорогой друг, это ты! Ах, ты пришел как раз вовремя… Скорей! Воды, воздуха, мы умираем!
Берар сказал несколько слов слону, который вытащил свой хобот из отверстия и убежал. Через несколько минут он вернулся, опять просунул хобот в отверстие и начал тихонько дуть. Послышалось громкое журчание, и целый водяной смерч обрушился на группу. Задыхающиеся попали под настоящий ливень, но ливень благодатный: он оживил несчастных, находящихся в буквальном смысле слова в агонии. Марий под воздействием душа пришел в себя, отряхнулся и воскликнул:
– Ах, Боже мой! Ведь, кажется, идет дождь! Джонни, милый мой, надейся и смотри…
– Нет, я лучше буду пить! – ответил янки, вдруг оживший под действием ливня.
– Да это Рама! – воскликнул удивленный провансалец, разглядев в отверстие на светлой полоске неба черный профиль слона. – Вот что, можно сказать, называется чутьем!
Патрик тоже открыл глаза и не мог опомниться от удивления, почти от страха, при виде этой сцены.
– Не бойтесь, дитя мое, – сказал ему Бессребреник. – Это наше спасение… Оно еще не вполне свершилось, но, наверное, вскоре свершится полностью.
Хобот Рамы не доставал до группы людей. Бессребреник крепко схватил мальчика за бедра, приподнял его на руках и закричал:
– Держи крепче, Рама!