Молодой человек всей душой противился этим печальным настроениям, овладевшим им против воли. Он очень любил своего доброго, храброго, сердечного начальника, выказывавшего к нему столько привязанности.
Не зная, какой аргумент противопоставить этой слепой уверенности, он весело воскликнул:
– Ну, так и я могу сказать, что видел что-то или, лучше сказать, кого-то. Я видел, что мой добрейший отец, который так любит хорошо покушать, – вы ведь знаете его, майор, – председательствовал за роскошным завтраком, с той же важностью, с которой он председательствует в Главном суде, и говорил: надо бы послать этот отличный пирог вместе с ящиком старого кларета нашему милому лейтенанту, который находится на театре войны, в стране афридиев. Так вот, теперь буду ожидать пирога и бутылок и рассчитываю устроить пир после сражения. Приглашаю и вас, мой милый Килдар!
В это время раздались звуки трубы, по лагерю поскакали гонцы. Музыканты Гордонова полка ответили на звуки медных труб своими волынками, и все бросились по своим постам. Главный командующий вскочил на лошадь и вместе со штабом и свитой поспешил к холму, откуда мог следить за всеми фазами начинавшегося сражения.
Вдруг вся эта масса людей зашумела, пришла в движение и раздалось громкое «ура». Одному из курьеров удалось прорваться сквозь неприятельские линии. Он доставил генералу важные документы, а некоторым наиболее счастливым из подчиненных столь нетерпеливо ожидаемые известия. Мешки с депешами прибыли на двух артиллерийских повозках, запряженных каждая шестеркой лошадей, со взводом улан по бокам. Большая часть прислуги и улан была ранена, но все испытали удовлетворение от сознания выполненного долга. Эти честные люди оказали армии, находящейся в походе, одну из самых полезных для нее услуг. По случаю столь важного события главнокомандующий приостановил атаку, как раз на столько времени, какое было нужно на поспешную раздачу писем. Вахмистры по призыву трубы бросились к главной квартире, где получили письма, заранее распределенные по батальонам. В одну минуту они очутились на месте и для экономии времени отдали все пакеты командирам войсковых частей. Все это произошло так быстро, что едва ли можно было заметить остановку движущихся колонн. Затем раздался громовой возглас полковника горцев Гордона:
– Forward! March on! Вперед! Выдвигаемся!
Батальонные командиры и капитаны повторили:
– Forward!
Майор Леннокс, вложив саблю в ножны и бросив повод на шею лошади, чтобы высвободить руки, нервно теребил письмо, с трудом распечатав его. Он узнал почерк Мэри, но как он изменился, каким стал неровным!
Лейтенант Тейлор тоже получил письмо. Подпись принадлежала его матери, но конверт имел черный ободок. Солдаты его роты увидели, как он вдруг зашатался на седле и побледнел, как смерть. В тот же момент и майор глухо вскрикнул и схватился за сердце, как будто оно готово было перестать биться. Лейтенант, с широко раскрытыми от ужаса глазами, читал ужасные слова, которые прыгали перед его глазами и казались огненными:
«Отец убит начальником тугов… задушен ночью».
Майор затуманенными глазами читал горестные строки, написанные его дочерью и орошенные ее слезами:
«Наша обожаемая мать была заколота фанатиком… начала уже поправляться… но задушена ночью начальником тугов…»
Лейтенант временно командовал первой ротой батальона, находившегося под начальством Леннокса, поэтому он ехал непосредственно за ним. Майор обернулся, оба они были так бледны, что каждый догадался о постигшем другого несчастии.
– Ах, Тейлор, вот вам ясновидение! – пробормотал майор. – Какое ужасное несчастие. Бывают дни, когда желаешь быть убитым!
Опять вдалеке зазвучали трубы, призывая к атаке, и им ответили волынки в Гордоновом полку, выводящие мотивы марша горцев.
– Forward, forward!
Темп ускорялся, за ним и шаг, с тем чтобы поскорей дойти до темных линий, которые виднелись у подножия горы и на середине спуска; и сверху казалось, что люди одеты в султанов. Хотя расстояние было еще вне досягаемости оружия, неприятель начал стрельбу. Атакующие колонны получили приказание не отвечать на этот огонь. Мало-помалу дистанция уменьшалась. Наконец, раздалась короткая команда, и за ней последовала сильная канонада. Две батареи, расположенные справа и слева, стреляли картечью по ретраншементам, где скопился военный контингент афридиев.