Без гроша в кармане. Среди факиров

Но что это? Не ошиблась ли она? Хорошо ли она видит, или глаза ее ослеплены испарениями? Ей кажется, что щеки этого бледного лица как будто краснеют. Да, да, это правда… Лицо понемногу розовеет, алеют губы, и мертвенная бледность исчезает. Да, обещанное чудо свершается, тот, кого считали мертвым, воскресает. Задыхаясь под платком, который едва позволяет воздуху проникать в ее легкие, графиня глубоко вздыхает. Теперь она надеется, она верит! Мучения, продолжавшиеся двадцать часов, окончились. Более чем когда-либо она нуждается теперь во всем своем хладнокровии, потому что она должна действовать точно и решительно, чтоб не погубить это бедное тело, в котором жизнь еле теплится. Она отнимает флакон от ноздрей, берет стакан и наливает туда 12 капель таинственной жидкости. Потом добавляет три ложки воды, которая тотчас приобретает чудесный изумрудный цвет. Когда все готово, она берет нож с серебряным лезвием, осторожно вводит его между сжатыми челюстями и немного раздвигает их. Потом капля за каплей, при помощи маленькой ложечки она вливает смесь в рот, внимательно наблюдая, чтобы ни одна капля не пропала даром. Эта деликатная операция, требующая бесконечной ловкости и терпения, продолжается по крайней мере четверть часа. Бедная женщина едва дышит, она вся в поту, сердце ее бьется еле-еле. Она готова упасть в обморок. Проходит несколько минут, ужасных минут, в течение которых можно постареть на 10 лет! Наконец среди мрачного молчания, царящего в комнате, где вершатся эти странные действия, послышался вздох, один из чуть заметных вздохов, какие мы замечаем у пробуждающегося младенца. Это вздохнула не графиня, это он, умерший, неподвижное и холодное тело которого англичане обрекли на темную могилу! Слышится еще вздох, более глубокий и продолжительный, потом третий, – и отяжелевшие веки слегка приподнимаются. Радостный крик вырывается у молодой женщины, у нее захватывает дух от радости; обезумев, она восклицает:

– Он жив! Джордж!.. Он жив! Боже, благодарю Тебя!

Теперь, следуя наставлениям факира, она быстро открывает дверь и окна, чтоб проветрить комнату от испарений таинственной жидкости. В соседней комнате она увидела удрученных горем моряков, которые, ничего не подозревая, ждали ее, карауля, как два верных пса. Только теперь она вынула воск из ноздрей и сняла плотную ткань, покрывавшую рот. Марий и Джонни смотрели на нее с изумлением, понимая все меньше и меньше, что происходит, а когда она заговорила, они просто решили, что она сошла с ума.

– Мои верные друзья… мои честные друзья, идите сюда! Мой муж… ваш капитан жив! Слышите? Он жив!

Они вошли, повинуясь ей, хотя, в сущности, не могли поверить в чудо, несмотря на ее уверения, но при виде Бессребреника разразились целым потоком употребимых у моряков восклицаний. Радостные возгласы молодой женщины окончательно разбудили мертвого, который сел на кровати, потянулся и начал весьма прозаично зевать…

– Bagasse! Troun de l’аіr! Ресаіrе!..[35] Пусть я провалюсь в ад! Нет! Нет! Бог да благословит вас, капитан!

Провансалец и янки, совсем ошалев от радости, пустились в пляс, а молодая женщина, рыдая, бросилась на шею к мужу.

– Джордж, мой дорогой, любимый друг! Наконец-то ты опять со мной!

Капитан Бессребреник, весьма удивленный при виде этой безумной радости, этого почти болезненного, нервного порыва нежности, наконец вымолвил нетвердым голосом:

– Что же это у вас делается, милая Клавдия? Где я теперь? Не могло же мне присниться на яхте, что англичане арестовали меня и заковали в цепи?

– Капитан, – перебил громовым голосом провансалец, – это все правда, чистая правда, как и то, что солнце светит на небе. Было даже и гораздо хуже: вы умерли, англичане вас похоронили, и мы оплакали вас; а теперь вы воскресли, и вот вам доказательство: мы не знаем, что делать от радости! Правда, Джонни?

Не в силах произнести ни слова, американец вертел головой, как обезьяна, а его губы невольно складывались в нежную и в то же время комическую улыбку, отчего его козлиная бородка двигалась очень смешно.

– Ну, я совсем ничего не понимаю, – возразил капитан. – Я, как и всегда, заснул в тюрьме, и, по правде сказать, мне порядочно мешали цепи, в которые меня заковали господа англичане, а теперь вдруг я просыпаюсь свободным.

– Да, мой друг, живым и свободным, – сказала миссис Клавдия, торжествуя. – Я вам скоро в подробностях расскажу, какие мне пришлось перенести мучения и как я, считая вас за мертвого, желала сама умереть.

– Милая Клавдия, я обязан вам тем, что я ожил.

– О, я была только пассивным, хотя и усердным орудием в руках преданных и таинственных друзей, которые действительно обладают удивительными средствами и могуществом. Один факир…

При этих словах с бесцеремонностью доброго гения появился сам факир.

– Вот он! – сказала миссис Клавдия, указывая на индуса с удивлением, смешанным со смутным ощущением ужаса.

За ним следовали три человека, несшие туземные одежды, оружие, провизию. Подойдя к постели, где лежал Бессребреник, факир склонился, приложив руки ко лбу и сказал кратко: