Беверли-Хиллз

– Да, конечно, это создает проблемы… – вставил Лейбовиц, воспользовавшись паузой. – Ты здесь прочно обосновался и не знаешь, какие причуды будут у нового владельца.

То, что Роберт Хартфорд не имеет собственного дома, а снимает этаж и бунгало в отеле, и было как раз идиотской причудой кинозвезды.

– Ну да. – Роберт чуть не застонал. – Вдруг меня вышвырнут вон?

Комната взорвалась смехом.

Роберт притворился удивленным такой дружной реакцией. До чего же славные парни собрались здесь! Контракт с «Галакси», выложенный перед ним на кофейный столик, – тому подтверждение. Сделка на семь фильмов, пятьдесят шесть миллионов гонорара, солидный процент прибыли с проката и полная власть над сворой мелких актеришек, собранных, чтобы ему подыгрывать, а еще сладостное право распоряжаться на съемочной площадке.

Деньги уже давно не имели для Хартфорда значения. У него их было больше, чем он мог потратить, даже став безумно расточительным. Но казаться жадным до денег – таковы были правила игры в Голливуде. Торговаться долго, мелочно и скучно за каждый доллар было общепринято.

– Вам, ребята, палец в рот не клади, – произнес он медленно, растягивая слова. – Окрутили меня так, что я подставил вам свою голую задницу. С этим контрактом любая бы невеста пошла под венец, даже если от жениха ее воротит.

Он сжал в пальцах перьевую ручку, которой обычно подписывал контракты, сжал и разжал несколько раз зубы, покусывая колпачок из слоновой кости.

Роберт беспечно болтал, подписывая многочисленные листы контракта, намеренно нарушая торжественность момента.

– Вы знаете, что здесь самое замечательное? Штат обслуги. Уж не знаю, где Франсиско их набрал, но прислуга в отеле отменная. Выглядят они совсем как нелегальная шантрапа из Мексики, но говорят все на отличном английском, будто учились в Оксфорде. И обладают шестым чувством – всегда знают наперед, что тебе нужно.

Он сделал паузу и поглядел, как реагируют на его болтовню представители «Галакси». У них на лицах застыли, словно застигнутые внезапным морозом, напряженные улыбки. Они ждали, когда он подпишет все листы до конца. Его разглагольствования по поводу слуг в отеле их не интересовали. А ведь он может расшевелить их, заронить в их глаза ярость. Стоит ему только отложить ручку и не подписывать то, что осталось в пачке. Право, такое удовольствие посильнее секса!

Но ведь трахать женщину нельзя бесконечно, как бы ты не сдерживался, все равно рано или поздно кончишь. И обидишься, что природа распорядилась так глупо. И здесь тоже надо кончать!

Роберт накорябал, как и на предыдущих страницах, несколько невразумительных черточек, оканчивающимися вполне разборчивым – «форд». Этого было достаточно для любого суда, который займется претензиями актера к кинокомпании.

Кол Бревер все еще оставался прикованным к месту, а Лейбовиц, словно боксер, очнувшийся от нокдауна, уже начал приподниматься. В ушах его звучали победные колокола.

Бос вылез из кресла и, обогнув письменный стол, засеменил к Хартфорду, чтобы с ним облобызаться, но Роберт не дал шанса Лейбовицу прикоснуться к себе. Его движения были быстры, как у тигра. Он вывернулся из нежелательных объятий, и Лейбовицу пришлось хватать руками воздух и тянуться губами в пустоту. Он сразу же отскочил на безопасное расстояние от готовых двинуться на него широким фронтом посетителей, успел снять трубку и нажать пару кнопок.

– Кончита! – произнес он с облегчением. – Ты что-то, милая, осипла. Не простудилась ли?

Он перешел на интимный тон, разговаривая с девушкой, принимающей заказы на доставку в номера еды и выпивки.

– Будь добра, мне витамин С, ты знаешь, и текилу, как всегда, ко сну.

Бос Лейбовиц никак не был обескуражен таким поведением кинозвезды. Подобные спектакли в его присутствии разыгрывались десятки раз в прошлом, причем личностями более эксцентричными и более талантливыми, чем этот малый, который воображает о себе невесть что. Однако он еще более утвердился в правильности своего решения – обаяние Хартфорда и даже его фиглярство стоит обещанных ему пятидесяти шести миллионов.

За семь лет срока действия контракта обаяние артиста будет выкачано из него досуха, переведено на пленку, размножено и распространено по пяти континентам.

Чем был хорош Роберт Хартфорд? С сумерек до рассвета и, наоборот, с рассвета до сумерек, он думал только о женщинах. Не о женской душе, а о женской упругой плоти. Аромат духов, пудры, помады, запах их тел кружил ему голову, заставлял беситься от похоти. Завоевание каждой женщины – даже девицы по вызову – Роберт Хартфорд планировал, как великий полководец предстоящее судьбоносное сражение.

Ему одинаково нравились и неприступная мраморная красота очередной уложенной им в постель богини, и какая-нибудь пропотелая проститутка с оплывшими формами, утверждающая, что не заметила, как лишилась девственности.