Беверли-Хиллз

Он выдал им улыбку, робкую, извиняющуюся улыбку мальчишки, смущенного присутствием стольких важных мужчин. Уже две недели назад Роберт знал, какое решение примет, но сладость бытия заключалась в том, что момент удовольствия можно затянуть до определенного момента. Как в постели с женщиной – тянешь, тянешь, превозмогая себя, прежде чем опустошишься.

А с этими потными от нетерпеливого ожидания мужланами еще интереснее.

Бос Лейбовиц думал: «Что еще нужно этой дряни? Что он тянет? Конечно, подонок знает, что под его слащавую рожу банки дают нам кредиты. Но больше, чем от нас, он нигде не получит».

Если Лейбовиц считал, что его мысли скрыты от проницательного взора кинозвезды, вертящего – вроде бы в сомнении – паркеровскую ручку с золотым пером, прежде чем подписать контракт века, то он ошибался. Играть с продюсером Хартфорду было неизмеримо легче, чем с шулерами в покер в прокуренных барах, куда он наведывался изредка, нанюхавшись кокаина, нацепив темные очки и будучи уверенным, что расстанется с парой сотен долларов, но получит хорошую встряску.

Роберт, играя на нервах собравшихся, обвел взглядом свои апартаменты. Он был доволен работой самого модного дизайнера Западного побережья Марка Хэмтона. Бунгало, стоящее в красивом парке «Сансет-отеля», которое снимал Хартфорд, было оформлено дизайнером-авангардистом. Яркие цвета, давящие на психику ничтожных букашек, приползающих о чем-то просить, бросали вызов установившейся среди других дизайнеров моде, которой они рабски подчинялись, – монохромность, монотонность, блеклые тона, все упрятано как бы под дымку, чтобы возвеличить хозяина.

Роберта возвеличивать не требовалось. Он сам – и только он один – приковывал к себе внимание, бесстрашно вступая в сражение с кричащими картинами на стенах, ошеломительного дизайна мебелью, странными, завораживающими взгляд стеклянными фигурами, в которых эротический подтекст угадывался с трудом, однако непременно ощущался.

И среди всего этого, отвлекающего, казалось бы, взгляд, разгула дизайнерской фантазии царствовал только один Он – мужчина в неприметных джинсах и белой футболке. Роберт побывал во множестве особняков, но помещения лучше, чем его гостиная, не было на свете. А теперь ее заполнили людишки с тупыми омерзительными лицами, и оживляли их только жадность и страх, что добыча вот-вот уплывет из хватких рук.

Роберт потрепал себя за ухо, поправил очки на переносице и откашлялся.

– Я буду контролировать подбор актеров, сценарий, костюмы, декорации, монтаж, озвучание, запись музыки и иметь право вето при выпуске фильма в прокат.

Лейбовиц поспешно кивнул:

– Но этим правом не стоит пользоваться без особой на то причины, – вмешался Кол Бревер, возглавляющий юридическую службу «Галакси».

Роберт демонстративно сжал губы в тонкую ниточку и нахмурился. У Лейбовица едва не остановилось сердце.

– Заткнись! – прошипел он на своего юриста, но голос его прозвучал на удивление громко, так что кофейные чашечки из лиможского фарфора тихонько звякнули. – Извините, – мгновенно произнес Лейбовиц. Терять над собой контроль не позволялось никому в Голливуде. Стоит пару раз так промахнуться, и все решат, что ты на игле, а дальше скатываешься с верхушки в придорожную канаву. – Я хотел сказать, что все сказанное Робертом вполне резонно. Ты, Роберт, можешь положиться на мое слово.

Бос нервно потер руки, будто только что опрокинул бочку масла на бушующий прибой и получил надежду благополучно выбраться на берег. Когда контракт будет подписан, он начнет изнурительный поединок с Робертом и в конце концов распластает его по рингу, превратит в лепешку, но пока чернила на контракте не высохли, надо держать рот на замке. Сделка еще не завершена, а это означает, что студия утонет в дерьме, а если и выплывет, то уже без Лейбовица на капитанском мостике.

Он тряхнул головой, чтобы незаметно, не пользуясь платком, стряхнуть пот со лба, капающий на его безупречно завязанный галстук. Он смотрел на Роберта Хартфорда, как грешник на создателя в день Страшного суда, ожидая приговора.

Роберт, казалось, забыл о своих посетителях. Он прошелся взглядом по стенам и потолку, помассировал затылок своими длинными пальцами.

– Вы знаете, что эта хижина продается? – нарушил он затянувшееся молчание.

Мозги в шести головах усиленно заработали. Какая хижина? Кому продается? Какого черта он затеял этот разговор?

Первым нашелся заместитель директора по производству.

– Ты имеешь в виду свое бунгало, Роберт? – вякнул он.

– Нет! Нет! Весь отель. – Роберт как бы объял раскинутыми руками все окружающее его пространство, включив в него и закатный солнечный диск, заглядывающий в окно. – От крыши и до подвалов, – соизволил объяснить он.

Только Бос Лейбовиц догадался, что происходит. Роберт забавляется, как кот с уже пойманной мышкой. Он давно принял решение, но ему нравится ощущение, что им неизвестно, какое именно. Обычный голливудский спектакль, разыгранный в меру талантливо. Надо потерпеть, долго это действо не продлится.