Бэтман Аполло

Это, кажется, была гостиная — с несколькими окнами, сквозь которые внутрь било горячее солнце (я не задумался в тот момент, откуда здесь взяться солнцу, которого не было даже над палубой).

Войти в комнату, однако, было нельзя. Или, вернее, можно, но лишь на два-три шага: остальное пространство отгораживал красный шнур на стальных ножках — словно в музейном зале, осматривать который дозволяется только с крошечного пятачка у дверей.

Гостиная была пуста.

Но чувствовалось, что совсем недавно здесь кто-то был. В самом центре комнаты находилось возвышение — прямоугольный помост, накрытый циновками и коврами. На нем лежала смятая подушка, а рядом стоял чайный набор и дымящийся стеклянный кальян — словно некто, расслаблявшийся здесь минуту назад, только что вышел.

Пахло благовониями — совсем простыми и дешевыми.

Играло что-то индийское, приятно-малопретенциозное и даже смутно знакомое: эдакие расслабушные шиваистские мантры в исполнении англоязычного хора подкуренных искателей истины второй половины прошлого века. Простенький звучок недорогого синтезатора, еще из докомпьютерной эры, вызывал доверие и симпатию к нестройному пению — и заодно к месту, где играет такая музыка.

На стенах гостиной висели изображения индийских богов, лики Будды, несколько китчеватых христианских икон (в них тоже чувствовался индусский подход к небесному) и почему-то большой портрет американской писательницы Айн Рэнд в виде BDSM-госпожи.

Айн Рэнд, впрочем, вполне вписывалась в божественный ряд, поскольку была изображена на склоне дней — и со своими черными чулками и латексным корсажем походила на аллегорию Смерти (или как минимум Чумы). В одной ее руке был кнут, в другой книга W. S. Maugham «Of Human Bondage»[28]. Если в этом присутствовал какой-то тонкий культурный смысл, от меня он ускользнул.

Еще на стенах было несколько эстампов с зеленой арабской вязью на черном фоне — видимо, для мультикультурного баланса. И все это имело такой вид, словно было куплено после долгого торга на лотках возле двухзвездочных отелей в разных концах земли. В общем, я бы ничуть не удивился, узнав, что в этом месте можно заказать вегетарианскую шаурму и купить травы.

Я вдруг почувствовал легкий укол в шею. Моя рука инстинктивно дернулась, когда я понял, что в ней уже нет алюминиевого кейса. Как и когда он исчез, я не представлял.

По моей спине прошла дрожь ужаса. Но не из-за потери чемодана — а из-за отчетливого ощущения, что рядом со мной движется нечто массивное и быстрое. Мимо словно проехал беззвучный грузовик, водитель которого ухитрился незаметно вытащить у меня из кармана кошелек и еще взять анализ крови.

Впрочем, я уже знал, кто этот водитель — и догадывался, на что он способен. Я обернулся, чтобы посмотреть, не остался ли чемоданчик в лифте — но там его, естественно, не оказалось. А когда я опять повернулся к залитой светом комнате, на помосте уже сидел ее хозяин.

Это был худой человек с лысеющей головой и седой бородкой. Именно человек, а не торчащая из ниши голова, которую я ожидал увидеть. У него было обычное мужское тело, худое и костлявое, одетое во что-то вроде фиолетового шелкового халата. Его лицо было вполне располагающим. Так мог бы выглядеть какой-нибудь норвежский арт-критик, старший программист из Купертино или повар мельбурнского ресторана-гурмэ. Он сидел на помосте, сложив перед собой ноги в бирманской манере — то есть не скрещивая. А рядом с ним лежал мой алюминиевый чемоданчик.

Он не глядел на меня. Выставив на замке код, он открыл кейс, и я увидел в его красном бархатном чреве три вместительных металлических контейнера, похожих на блестящие стальные термосы.

Удовлетворенно кивнув, он закрыл кейс, поставил его на пол рядом с собой — и тот поплыл в сторону, словно его положили на невидимую резиновую ленту, а затем просто прошел сквозь стену и исчез.

Я даже не удивился.

— Здравствуй, Рама, — сказал человек, поднимая на меня грустные карие глаза. — Меня зовут Аполло. Мои друзья называют меня просто Эйп. Или Нечестный Эйп, хе-хе… Наверно, чтобы намекнуть, что я похож на старую облезлую обезьяну, которая пытается всех обмануть. Ты тоже так думаешь?

— Пока не знаю, He or She, — пробормотал я, не особо соображая, что говорю.

— Хороший ответ, — сказал Аполло. — То есть у меня еще есть шанс, да? Ты тоже можешь называть меня Эйп. И не употребляй это идиотское «He or She», я теперь даже не знаю, как всех от этого отучить. Заразили полчеловечества… Ты знаешь, что ты привез, Рама?

Из осторожности я предпочел сказать:

— Нет, He or… Эйп.

Аполло наморщился.

— Не ври. Никогда мне не ври. Я сразу увижу, мой мальчик.

— Я не вру, — сказал я. — Я действительно не знаю. Но я догадываюсь, что это баблос. И эта догадка близка к уверенности.

Аполло улыбнулся.

— Вот теперь ты говоришь правду. Мы, существа класса undead, не должны лгать друг другу. Это бесполезно и только ведет к общему росту энтропии. Ты ведь знаешь, что это такое?

Я неуверенно кивнул.

— Что?

— Ну… — я замялся, — ну это как бы общая сумма всей космической неправды.