— Я жил в пещере мрака сорок лет, — заговорил глашатай болезненным голосом, — а когда небеса спустили свет в мое зрение, я увидел убийцу. Я закрыл глаза еще раз, чтобы исполнить обет, который дал себе, я дал обещание небесам, чтобы глаза сорок дней находились под повязкой, чтобы вернуть здоровье, вернуть себе зрение. Однако ты отказался помедлить сорок дней, и я решил обменять истину на зрение, принести в жертву свет во имя дервиша. Что толку, если приобрету я зрение, когда ты отрубишь голову дервишу на этой плахе? Мрак застенка жесток, почтенный судия, однако гибель дервиша — более жестокий мрак.
Одним движением он сдернул лисам. Наложил обе свои дружащие руки на повязку на лбу.
Поднялся с обнаженной головой и раскрытыми глазами. Повел головой по лицам присутствующих, повторяя как сумасшедший:
— Вот ты, господин судья. А это твоя голубая одежда на плечах твоих. Вон он твой почтенный помощник, держащий свиток и калам из тростниковой палки. Вот Кериму — старшина караула. А это — дервиш в одежде, испачканной кровью, жиром и грязью и… Вот она, плаха из пальмы. Что еще, что ты хочешь, какое другое свидетельство о сошествии света божия в мои зрачки?
Шум пошел кругом.
Кади закричал, отдавая приказ караульным:
— Схватите имама! Приведите имама, скрученного крепкой веревкой!
Он закружился нервным шагом по пятачку. Чувствовал, как небесный удар поразил его судейскую совесть, задел его слух и честь судьи. Он замотал своей отрубленной культяпкой в воздухе, приказал палачу:
— Отпусти на волю этого несчастного!
Женщины племени заголосили радостно вокруг.
Шум охватил толпу.
Рассвет разлился по небу. Свет озарил все вокруг, осветил площадь. Ночь отделилась ото дня, небеса прервали свое слияние с пустыней.
Старшина караула развязал веревку на дервише. Эта грубая веревка была вся вымазана кровью. Эта зверская веревка из пальмового мочала была пропитана кровью дервиша.
Радостные клики женщин продолжались.
Караульные вернулись. Они отвели кади в сторонку и зашептали ему на ухо что-то весьма важное. Кади помрачнел. Нахмурившись, он с опущенной головой отошел от своих помощников. Поднял голову, направил взор на толпу, сделал заявление, словно выругался:
— Имам тоже был убит вчера!
В тот момент, когда кади проронил свое предложение, дервиш подскочил и обрушился на глашатая. Безумство брызгало из его глаз. Пена появилась на губах, слюна брызгала изо рта. Он свалился на голову своему избавителю, обхватил его шею обеими руками в зверском намерении задушить его, вторя голосом, преисполненным гнева:
— Дурак! Глупец! Кто тебе сказал, что я жить хочу? Кто тебе сказал, что я жажду среди зверей остаться? Ты что, зрение свое вернул, чтобы разум потерять, несчастный? Оставался бы зрячим. Ты же был зрячим, а стал — слепым! Ты теперь слепой! Слепой ты!
Караульные вцепились в него, оттащили, а он сопротивлялся им. Пытался освободиться от их рук. Пена загустела на его губах, глаза полезли наружу, выпучились, обезумели. Несчастный глашатай полз по земле в поисках своего лисама.
— Прости меня! — заголосил он плачуще.
Занавесь помрачнения зрения стала опускаться на его глаза. Он опять провалился в подвал темноты.
7
Султан призвал его к себе.