Бестужев-Рюмин

29 числа прошлого месяца купно с приложенною депешею от г-на барона Мардефельда [62] вчерась пополудни я со всяким респектом получил. И не преминул по силе данного мне всемилостивейшего приказа оную депешу распечатать, а в ней нашлось три пакета, а именно первый в придворный почтовый амт в Берлин от г-на барона Мардефельда самого, второй к финанцсоветнику Магирусу в Кенигсберг от секретаря Варенсдорфа, а третий от господина Аатдорфа к его брату в Ангальтбернбург. Последние два письма без трудности распечатать было можно, чего ради и копии с них при сем прилагаются. Тако же де куверт в придворный почтовый амт в Берлин легко было распечатать, однако ж два в одном письме, то есть к королю [63] и в кабинет, такого состояния были, что, хотя всякое удобовымышленное старание прилагалось, однако ж оных для следующих причин отворить невозможно было, а именно: куверты не токмо по углам, но и везде клеем заклеены, и тем клеем обвязанная под кувертом крестом на письмах нитка таким образом утверждена была, что оный клей от пара кипятка, над чем письма я несколько часов держал, никак распуститься и отстать не мог. Да и тот клей, который под печатями находился (кои я хотя искусно снял), однако ж не распустился. Следовательно же, я к превеликому моему соболезнованию никакой возможности не нашёл оных писем распечатать без совершенного разодрания кувертов. И тако я оные паки запечатал и стафету в ея дорогу отправить принуждён был».

Так и представляется нам этот бедный почт-директор проливающим горькие слёзы от досады над нераскрытым «кувертом» прусского посланника и сурово прикушенную губу «высокородного» вице-канцлера, читающего эту цидулу! Впрочем, пройдёт время, и «удобовымышленное старание» перлюстраторов доставит Бестужеву копии депеш и Марде-фельда, и Шетарди, и прочих министров. Хитроумные «куверты» не представят непреодолимого препятствия. Кстати, нужные письма Аш вскрывал самолично, показывал подчинённым места в тексте, подлежащие копированию, а потом сам же их запечатывал так аккуратно, что адресат ничего заподозрить не мог.

Кроме хитро прошитых ниткой конвертов, большие трудности на первых порах представляли и замысловатые печати иностранных миссий, но Бестужев с Ашом нашли умельцев, которые навострились вырезать печати любой сложности. В 1742—1744 гг. резчиком печатей был некто Купи, по всей вероятности, француз на русской службе. В марте 1744 года Бестужев, возвращая Ашу образчик печати барона Нойхауза, сделанный Купи, пишет: «Рекомендуем, впрочем, резчику Купи оные печати вырезывать с лучшим прилежанием, ибо нынешняя нейгаузова не весьма хорошего мастерства».Небрежность француза и вообще причастность иностранца к наисекретнейшему государственному делу явно не понравились императрице, и ещё 12 февраля, во время очередного доклада вице-канцлера, она предложила коренным образом изменить ситуацию с резчиками печатей, что и нашло отражение в протоколах Пуговишникова: