Бестужев-Рюмин

Шведским делегатам деваться было некуда — в Ботническом заливе появились русские галеры, а далекарлийские крестьяне угрожали самому Стокгольму. Шведы безоговорочно уступали русским Кюменегордскую провинцию и крепость Нюслотом (Нейшлот) с узкой полоской саволакской землицы. Шведы обязались немедленно приступить к выборам Адольфа-Фридриха в качестве наследника шведского трона. Позорный для России торг наконец закончился, и поздним вечером 16/27 июня 1743 года был подписан прелиминарный акт. После подписания «немец» Люберас в доверительной форме сообщил Нолькену и Седеркройцу, что после избрания русско-голштинского кандидата на шведский трон императрица вернёт саволакскую землю вместе с крепостью Нюслотом обратно шведам.

В Стокгольме с облегчением вздохнули: теперь можно было отозвать воинские части с финского театра военных действий и использовать их для подавления крестьянского восстания.

28 июня/9 июля шведские послы Э.М. Нолькен и Г. Седеркройц вручили в Обу русским послам А.И. Румянцеву и Л.И. Люберасу парафированные в Стокгольме условия мира. В Швеции мирный договор был ратифицирован 15/26 августа, а в Петербурге — 19/30 августа. 6/17 сентября в Летнем дворце Санкт-Петербурга был большой праздник: по случаю мира со Швецией ставили комедию и устроили большую иллюминацию Летнего сада. Елизавета Петровна на радостях приказала выдать епископу Любекскому, новому шведскому наследнику Адольфу-Фредрику, 50 тысяч рублей подъёмных на проезд из Любека до Стокгольма.

Более похабный мир Россия получила, возможно, лишь в 1918 году с немцами в Бресте. А.П. Бестужев-Рюмин в конечном счете мог утешить себя рассуждением, что лучше иметь со Швецией прочный мир на умеренных условиях, нежели настаивать на договоре, который вызовет настроения пересмотреть его сразу же после заключения. Международное положение Российской империи и в самом деле было не таким уж и блестящим, так что ликвидация Северного фронта была России на руку.

СИСТЕМА ДЕЙСТВУЕТ

Французские агенты вкупе с прусским посланником Акселем фон Мардефельдом [50] пока пытались слегка вредить Бестужеву-младшему и поссорить его с Елизаветой Петровной, но их интриги были бесплодны и своей цели не достигали. И всё-таки положение Алексея Петровича всё ещё было достаточно шатким. Об этом косвенно свидетельствует отношение к нему императрицы и упомянутого И.А.Черкасова. В злорадном письме от 28 июля/8 августа 1743 года барон, сам достаточно безграмотный, по указанию Елизаветы Петровны сделал Бестужеву выговор за допущенные им в докладных бумагах поправки: «…Е.И.В. указала объявить Вашему Сиятельству у чтобы в указех, кои к подписи Её Величеству будут впредь подношены, меж строк и чищенья приправок, а паче взмётных слов, яко херы, тверди и протчия слова на верху, меж строк пишемыя, впредь бы не были, но все слова в строках писаны были бы».Совершенно очевидно, Алексей Петрович в последний момент, перед подачей бумаг «наверх», был вынужден лично править труды писчиков КИД, и переписывать бумаги начисто уже не было времени.

До этого, ещё весной 1743 года, Бестужев сделал, кажется, первую попытку обратить внимание Елизаветы Петровны на неблаговидную деятельность Бруммера, помогавшего дипломату шведской делегации Норденфлихту в его усилиях заключить выгодный для своей страны мир. Бестужев через переводчика Иванова перехватил три письма шведа, в том числе к Бруммеру и Лестоку, вскрыл их и предложил Черкасову ознакомить с содержанием писем Елизавету. Но, кажется, инициатива вице-канцлера не пришлась ко двору и вызвала негативную реакцию.

В октябре 1743 года Черкасов вообще допустил по отношению к вице-канцлеру хамство, сделав ему в самых нелицеприятных выражениях выговор за то, что тот употребил его курьера для нужд КИД: «Да и сверх того, что до меня ни мало не касаетца, прислали, навязав мне на шею, то, что Ваше Сиятелство сами должны исправить и вручить и докладывать Её Императорскому Величеству. Никогда б я не ожидал таких от Вашего Сиятелства в должности Вашей затруднений и приличных Вашей должности трудов наваливания на чюжую шею».