Бестужев-Рюмин

Далее Валишевский пишет, что предание «относительно его дарований государственного человека, по крайней мере в России, стоит в полном противоречии с целой совокупностью столь согласных между собой документальных данных, что у историка на этот счёт не остаётся никаких сомнений… Этот ложный великий человек не обладает… никакими данными, кроме удачи, обусловленной внешними обстоятельствами, благоприятствовавшими ему, которые позволяли бы ему стоять в первом ряду среди людей не с ярлыком великого негодяя».

Заметим, что удача не так уж часто баловала Бестужева и на дипломатическом поприще, и в жизни вообще, а скорее наоборот. Взять хотя бы шведские дела, в которых русской дипломатии редко удавались крупные победы и удачи. Внешняя политика вообще определяется чаще всего обстоятельствами, не зависящими от министра иностранных дел. Удача удачей, но Россия в течение 15 лет вполне уверенно действовала в «концерте» европейских государств, причём в довольно неспокойное и чреватое всякими опасностями время. Во главе внешней политики Российской империи стоял в этот период А.П. Бестужев-Рюмин.

Интересный эпизод, характеризующий Бестужева с совершенно неожиданной стороны, приводит Соловьёв. Чтобы провести графа Брахе на пост лантмаршала (президента или спикера) шведского парламента — риксдага, посол России в Швеции Н.И. Панин в 1755 году на подкуп его депутатов запросил у Петербурга от 20 до 30 тысяч рублей. Панин, при вступлении в должность считавший использование денежных подкупов бессмысленным делом, по всей вероятности, успел за прошедшие 5 лет «ошведиться» и забыл про свои принципы пятилетней давности.

Петербург ему их быстро напомнил. Ответ канцлера на реляцию посла был подобен холодному душу. При этом Бестужев подчёркивал, что его письмо следует рассматривать как частное и дружеское, потому что над составлением официального ответа Иностранная коллегия ещё должна была потрудиться. В Петербурге, писал канцлер, никто и слышать не хочет о том, чтобы выдать Панину запрашиваемую им сумму, так что он просто не в состоянии что-либо сделать по этому поводу. В этой ситуации, по мнению Бестужева, остаётся только «предавать шведов их собственному жребию, довольствуясь одними безубыточными случаями вселять между ними… недоверенность и несогласие; образ их правительства сам то по большей части… делает; а что до посторонних денег принадлежит, то… пример неоднократных издержек… показует, что сколько нам волка ни кормить, он в лес убежит; …и какие бы мы великие суммы ни истощили, Франция с половинными издержками всегда больше нашего сделает…».Избрание графа Брахе, продолжает канцлер, ничего существенного для России не изменит, потому что он — швед и будет ничем не лучше предыдущего лантмаршала Унгерн-Штернберга, который, получив от русских мзду, лишь только вредил России. Таким же шведом, по мнению канцлера, был и посланник Швеции в Петербурге граф Поссе, который «сколько наружность ни наблюдает, есть однако же внутренно клятвенный мне и вам злодей, хотя к тому другой причины и не имеет, как только что он родился швед да таким и жизнь свою скончает».

Утверждать, что бессменный руководитель внешнеполитического курса России в 1742—1758 гг. не соответствовал своему посту, было бы, с нашей точки зрения, довольно безответственно и легковесно. Лучшим доказательством того, что Бестужев-Рюмин был успешным русским политиком и дипломатом, выступавшим за утверждение национальных интересов страны, являются то уважение к России со стороны европейских держав, тот страх, та неприязнь и огульная критика, с которой обрушивались на него все эти годы из европейских столиц. Вот Карл Нессельроде не снискал к себе в Европе такого негативного отношения, а что он сделал для России и что он оставил после своего 40-летнего нахождения у руля внешней политики страны?