— Я не знаю, что спустило его с тормозов… Теперь… Я уже больше никогда не знаю заранее, но я знала, что он сорвет злобу на мне. Когда он доходит до определенной точки, что ему ни говори и ни делай, его уже ничто не остановит. Я бросилась в спальню, но он схватил меня за волосы… Выдрал здоровенный клок… Я закричала… А Натали сидела там, на своем высоком стульчике… Сидела и смотрела на нас… И когда я закричала,
Тут Элен запнулась и по-настоящему разревелась. Ральф ждал, когда она успокоится, прислонившись лбом к косяку кухонной двери. Концом переброшенного через плечо посудного полотенца он утер свои собственные слезы, почти не заметив этого.
— Словом, — произнесла Элен, когда смогла снова заговорить, — кончилось тем, что я проговорила с этой женщиной почти целый час. Это называется «консультация жертвы», и она зарабатывает этим на жизнь, представляете?
— Да, — сказал Ральф. — Представляю. Это неплохое занятие, Элен.
— Я увижусь с ней снова завтра в «Женском попечении». Знаете, есть какая-то ирония в том, что мне нужно отправиться туда. Я имею в виду, если бы я не подписала той петиции…
— Если бы не петиция, было бы что-нибудь другое.
Она вздохнула:
— Да, похоже, что так. Так оно и есть. Во всяком случае, Гретхен говорит, что, хотя я не в состоянии решить проблемы Эда, я могу начать решать кое-какие собственные. — Элен снова начала плакать, а потом глубоко вздохнула: — Простите меня… Я столько плакала сегодня, что уже никогда больше не захочу реветь. Я сказала ей, что люблю его. Мне было стыдно это говорить, я даже не уверена, что это правда, но… Это
— Она пытается помочь, только и всего.
— И это мне тоже отвратительно. Я совсем растерялась, Ральф. Вы, наверное, меня не поймете, но это правда. — В трубке послышался глухой смешок.
— Все нормально, Элен. То, что ты растерянна, совершенно естественно.
— Прежде чем уйти, она рассказала мне про Хай-Ридж. Сейчас это как будто бы самое подходящее место для меня.
— Что это такое?
— Что-то вроде домашнего пансиона, — она долго объясняла, что это дом, а не приют… Пансион для обиженных женщин. Каковой, думаю, я теперь официально являюсь. — На этот раз смешок прозвучал почти как всхлип. — Я могу взять туда с собой Нат, и это лучшая часть во всем спектакле.
— Где находится это место?
— За городом. По-моему, по дороге к Ньюпорту.
— Да, кажется, я знаю, где это.
Конечно, он знал; Гам Дэвенпорт рассказал ему, когда расхваливал «Женское попечение».
— Эта Гретхен Тиллбери умеет подсластить пилюлю, — говорила Элен. — Перед тем как уйти, она сказала, что нет ничего плохого в том, что я люблю Эда. «Это вполне нормально, — сказала она, — потому что не существует такого прибора, которым ты могла бы включать и выключать любовь, когда пожелаешь», но я должна помнить, что моя любовь не может исправить его, и даже любовь Эда к Натали не может исправить его, и никакая любовь не может отменить мою обязанность заботиться о ребенке. Я лежала в постели и думала об этом. По-моему, лежать в постели и беситься нравилось мне больше. И уж наверняка это было проще.
— Да, — сказал он, — я понимаю, как это бывает. Элен, почему бы тебе просто не принять свою таблетку и не забыть обо всем этом на какое-то время?
— Так я и сделаю, но прежде я хотела поблагодарить вас.
— Согласись, ты не должна меня благодарить.
— Вряд ли я соглашусь с подобным, — возразила она, и Ральф с радостью услышал всплеск эмоций в ее голосе. Он означал, что настоящая Элен Дипно все еще жива. — Я еще не перестала беситься и злиться на вас, Ральф, но я рада, что вы не послушали меня, когда я просила вас не звонить в полицию. Я просто боялась, понимаете? Боялась.
— Элен, я… — произнес он глухим, близким к тому, чтобы сорваться, голосом. Он прочистил горло и попробовал снова: — Я просто не мог ждать, когда тебя обидят еще сильнее. Когда я увидел, как ты идешь к магазину с окровавленным лицом, я так испугался…
— Не говорите сейчас про это. Пожалуйста. Я расплачусь, если вы станете говорить об этом, а я уже больше не могу выносить своего плача.
— Ладно. — У него вертелась на языке тысяча вопросов про Эда, но сейчас явно было не время их задавать, — Можно мне прийти навестить тебя завтра?