Бессонница в аду

У Хана застыло на лице странное выражение.

— Что, опять голова болит? — испугалась Мария. — Ну что же делать? Ну есть же, наверно, какое-нибудь лекарство? Ты же сам врач, ну почему занимаешься этим дурацким омоложением, лучше бы придумал, как убирать такие опухоли…

Она вскочила, обхватила его лицо руками и стала массировать ему виски. Он взял ее руку и поцеловал.

— Правда — не болит? — Мария присела перед ним, обхватила его лицо ладонями, заглянула в глаза, убрала прядь волос с его лба, и тут же вскочила, смутившись своего порыва.

— Нет-нет, голова сейчас не болит, ты продолжай, мне интересно.

— Да что там интересного? — Тем не менее продолжила: — Знаешь, когда я выходила замуж, одна тетка на свадьбе сказала моей маме: «Ну раз девка так влюблена, пусть хоть немного побудет счастливой со своим любимым». А я и не помню, когда была счастлива с ним… Я рассказывала уже, что мой первый ребенок умер в роддоме, так муж мне потом заявил, что я все специально подстроила, чтобы только женить его на себе… Как такое можно было сказать?! А потом, когда мы прожили около года вместе, в его организацию, в командировку, приехала женщина, и он в нее страшно влюбился и решил меня бросить. Собрал свои вещи и ушел с чемоданом, уехал вместе с ней в соседний город. Я три дня на улицу не выходила, жить не хотелось, лежала и плакала… А на четвертый день он появился, не сложилось у него с той, приехал как ни в чем не бывало и устроил мне скандал за то, что я позволила ему уйти… «Настоящая жена не отпустила бы мужа…» — сказал мне. Я не знаю, когда перестала его любить… А сейчас сама не понимаю, зачем так цеплялась за него? Почему не ушла, когда кончилась любовь?

— Так ты уже не любишь его?

— Нет.

Хан встал, отошел к окну и оттуда спросил:

— Значит, ты сбежала не потому, что соскучилась по нему?

— Во-первых, я уже говорила, что боюсь твоей жуткой ванны в лаборатории. Лучше броситься в пропасть вниз головой… А во-вторых, я бы сбежала из любого рабства. Я и так всю жизнь прожила, словно в неволе.

— Ты в ванну не попадешь, я тебе обещаю…

— А кто здесь решает, которая из женщин станет следующей жертвой?

— Только я.

— Ты же часто уезжаешь, и тогда остается твой зам, Леонид Сергеевич, так?

— Без моего разрешения опыты никогда не начинают, и кто будет испытателем, решаю только я.

— О-о! Как ты нас называешь! И по какому принципу выбирается жертва?

— В зависимости от того, что мне требуется: если здоровье испытателя не играет роли, то беру по просьбе… Слышала об эвтаназии? Мы и таких привозили. Если таких желающих нет, то по очереди: по старшинству, по мере поступления сюда.

— Валя старше меня, но ты сказал, что я теперь первая…

— Нет, не первая, для меня ты единственная…

— Шутишь…

— Ладно, пора спать.

Хан ушел. Мария не знала, верить ему или нет…

Вскоре она вновь стала ходить на свой огород, дыру там, конечно, заделали, и когда она бывала в саду, за ней постоянно следили с двух вышек, разглядывали в бинокли, фиксируя каждое ее движение. Но хотя и под надзором, там все же было лучше, чем в их общем доме: если раньше Марию просто не замечали, то сейчас все женское население дружно невзлюбило ее. Поэтому она старалась встречаться со всеми как можно реже, практически только за столом.

Погода была хорошая, ночи теплые, и Хан завел новый обычай — гулять с Марией по ночам по дорожкам парка, дышать пряным воздухом, наполненным ароматом цветов. Ночью розы и лилии пахли особенно сильно. Мария боялась собак, но он постепенно всех их приучил к ней, и здоровые псы частенько бежали рядом, все же несколько нервируя ее.

Иногда, в те дни, когда в лаборатории была напряженная работа, Хан не приходил на ужин и тогда ночью он просил Марию приготовить ему что-нибудь свеженькое — не любил, когда пищу подогревали. Она поджаривала картошку и бифштекс, это было его любимое блюдо, а он в это время разгуливал по кухне в своем махровом халате и время от времени выхватывал прямо со сковородки поджаренные кусочки картофеля. В такие минуты Маше казалось, что между ними устанавливаются особые, теплые, прямо-таки семейные отношения. Потом он садился за стол, ел, а она устраивалась напротив и смотрела на его крупную голову, усталое худое лицо…

Ох, если бы можно было сделать все наоборот: чтобы не он ее похитил, а это она бы увезла его отсюда, куда-нибудь на море, и там заботилась о нем, кормила, заставляла гулять и спать, массировала бы его голову во время приступов и не подпускала к нему и близко всех этих врачей-ученых и разных красивых девушек…

— Послушай, а тут ты завела себе мужика?

— Что?! — поразилась этому вопросу Мария. — Зачем мне здесь кто-то?

— Ну, ты ведь не такая старая, как кажешься, наверно, тебе нужен мужчина?

— Ты меня просто поражаешь своей тактичностью… По-твоему, главное перед смертью — хорошо потрахаться?

— Ну почему же сразу так грубо и так пессимистично, я-то надеюсь на успех своего эксперимента и уже обещал тебя не трогать… Если только сама не захочешь, а то можешь снова стать молодой, красивой…

— Вот когда испытания закончатся, тогда я подумаю, стоит ли рисковать… Если доживу.