Бессонница

– Но это неинтересно. – Мэт не обращал на неё внимания. – Потому что доступно и предсказуемо. Человека тут интересует не само порно, а наложенный на него запрет. Увидел картинку в «YouTube» и надеешься, что там действительно что-нибудь промелькнёт. Поэтому сразу переходишь по ссылке и ждёшь.

– Я не перехожу.

– И вся эта реклама, и все эти знаменитости, у которых что-то там подсмотрели под юбкой или…

– «Что-то там»?

– …или у которых украли телефон с фотографиями. И ведь громче всех о разврате кричат как раз те, кто потом с особым вожделением все эти фотографии рассматривает.

– «С особым вожделением»?!

– Хватит повторять за мной слова!

– Просто удивляюсь, что ты такой извращенец.

– Уж кто бы говорил!

– Ты на что-то намекаешь или просто грубишь?

Крис и Мэт продолжали пререкаться, а я не сдержался и процитировал любимый отрывок из Сологуба:

– Даже в рассказе влюблённого в красоту поэта нагота непорочного тела, словно наглая нагота блудницы, вызывает осуждение лицемеров и ярость людей с развращённым воображением. Строгая нравственность всех этих людей навязана им извне. Она не выдерживает никаких искушений и обольщений. Они это знают и опасливо берегутся от соблазна. А втайне тешат своё скудное воображение погаными картинками уличного и закоулочного развратца – дешёвого, регламентированного и почти безопасного для их здоровьишка и для блага их семьишек.

И да, я произнёс это по-русски, отчего заставил всех в изумлении замолчать. Затем Мэт рассмеялся и спросил:

– Ты сейчас говорил по-русски?

– Да.

– Я вообще как-то забыла, что ты говоришь на другом языке. – Крис приоткрыла окно и закурила.

Словно по команде закурили и мы с Мэтом. Я предложил сигарету Эш, но она отказалась. Я пытался прикурить одной рукой, но у меня ничего не получалось – мешал ветер из открытых окон. Я вновь и вновь чиркал зажигалкой, пробовал укрыть её за сбившимся набок капюшоном толстовки, и Эшли наконец поняла, почему я стараюсь прикурить непременно одной – свободной – рукой. Усмехнулась и пересела поближе, прижалась ко мне так, будто старалась укрыться от сквозняка. Когда я наконец прикурил, Эш сама взяла мою руку, и мы опять переплели наши пальцы.

– Это было какое-то русское проклятье, да? – продолжал Мэтью. – Ты нас всех проклял?

– Очень смешно, – поморщилась Крис.

Всё-таки удивительно, до чего разговорчивым да и вообще энергичным оказался Мэт, стоило нам выехать из Чикаго. Подумав об этом, я неспешно, стараясь подобрать соответствующие слова, перевёл цитату на английский. Она, конечно, утратила своё несколько пафосное звучание, но суть я сохранил, и Мэт остался доволен, будто я только для того цитировал Сологуба, чтобы подтвердить всё, что он нам тут наговорил.

Эшли прошептала мне, и теперь её губы коснулись моего уха, и я был уверен, что она делает это нарочно, и мне было приятно, хотя слова её были серьёзными:

– У тебя в голове слишком много цитат.

– Знаю. Так проще.

– Что проще?

– Формулировать мысли. Почему бы не довериться хорошим писателям, если они уже сформулировали то, о чём я думаю, и сделали это куда лучше меня самого?

– Может быть… Но всё же не стоит так доверять цитатам. Даже если они очень точные.

– Почему?

– Не знаю. Что, если однажды ты упустишь мысль, которая будет по-настоящему твоей? Не поверишь в неё, потому что она прозвучит непривычно и… нескладно.

– Может быть, – я пожал плечами. – Но я привык. Мне с детства говорили, что у меня хорошая память, что этим нужно пользоваться.

– И ты пользовался?

– Да. Когда в девятом классе пошёл на юридические курсы, это пригодилось.

– Ты сам пошёл на эти курсы?

– Я не возражал.

– Понимаю…

– Мне так было проще. Я и не знал толком, чего хочу. Ну и доверился родителям. Точнее, отцу.

– Получается, университет за тебя тоже выбрал он?

– Не только университет. Много чего. Но я не возражал. К тому же отец действительно хотел мне помочь. Думаю, он бы меня поддержал, если б я сразу выбрал какое-то другое направление – если б точно знал, чего хочу.

– Но ты не знал.

– Да. А потом было поздно.

– Что поздно?

– Что-то менять. Родители в меня много вложили. Я это знаю и ценю.

– Ты их любишь?

– Не знаю, не думал об этом. Мы просто разные. Но мне их, в общем-то, не в чем упрекнуть.

Прежде я ни с кем вот так откровенно не обсуждал свою семью, и мне стало не по себе. Да, я мог бесконечно долго говорить с Эшли – делиться с ней тайнами своей души, пока нас не разлучит её поворот возле Салинас, но при этом я знал, что нельзя пересекать черту – ту самую, что отделяет мираж, в который мы погрузились, от бездны, на пороге которой я продолжал с улыбкой пить свой кофе со сливками.