Бессонница

Асфальт здесь был насыщенно-чёрный, гладкий и чистый, будто его мыли шампунем, а Эшли сказала, что его в самом деле моют, только не шампунем, а каким-то специальным раствором, похожим на шампунь, и если лечь на асфальт, то можно почувствовать, что он пахнет мятой. Я встал на колени и принюхался, но ничего такого не почувствовал – Эшли нашла забавным, что я вот так буквально её понял, а Дерек посмотрел на меня с явным недоумением, но промолчал, хотя в его молчании совершенно отчётливо прозвучало, что он считает меня странным, но готов не обращать на мои странности внимания, раз уж Эшли всё это забавляет, и я подумал, что это даже к лучшему, потому что я был бы противен сам себе, если б Дерек вдруг проявил ко мне настоящее дружелюбие и действительно захотел бы со мной сблизиться.

Пока мы шли от парковки, Дерек умудрился рассказать мне о своих новых проектах, о том, какой успех был у недавно организованной им выставки примитивистов, и даже процитировал рецензию из «Chicago Sun-Times» – с такими отточенными интонациями, будто все эти дни цитировал её по меньшей мере два раза перед завтраком и один раз после ужина. И ведь опять получилось, что он всё это не просто рассказывал, а как бы невзначай упоминал, задавая очередной вопрос. Даже не знаю, как долго я смог бы изображать улыбку и хоть что-то отвечать Дереку, но, когда мы зашли в дом, выяснилось, что бабушку Эшли увезли в больницу, и настроение у всех упало.

Они с профессором Джей расстались ещё после того случая в детстве Эш и с тех пор не обменялись ни словом. Профессора на общие семейные праздники никогда не приглашали, но я почему-то боялся, что увижу в доме какие-нибудь фотографии, где профессор будет молодым и улыбающимся. Знал, что тогда по-настоящему его возненавижу и, наверное, даже не смогу нормально общаться с мамой Эшли, которая вот так взяла и простила своего отца, но фотографий профессора я не заметил, а мама Эшли оказалась приятной худенькой женщиной, и я подумал, что Эшли в пятьдесят будет точно так же приятной и худенькой, и что будет носить такие же забавные брюки с вязаными тесёмками на поясе, и что на кухне у неё тоже будут стоять разноцветные банки для приправ, и мне это очень понравилось. Вообще я был не против получше узнать маму Эшли да и остальных её родственников, которых в доме оказалось не меньше двадцати, но никакого общения не получилось.

Посовещавшись, почти все решили отложить застолье и навестить бабушку Эшли. Она и раньше попадала в больницу, но в этот раз всё выглядело серьёзно. Эшли, её маму, дядю и совсем ещё маленького двоюродного брата Дерек уместил в свой «Buick», остальным пришлось вызвать такси. При этом у Дерека был такой сосредоточенный вид и он так сердечно поддержал идею немедленно выехать в больницу, что мне захотелось его пнуть, хотя я не мог не признать, что он делает всё правильно.

В доме, не считая меня, осталось пять человек, из которых я по имени знал только Сэма – ещё одного двоюродного брата Эшли. Кроме того, с нами была двоюродная бабушка Эшли, которая почти не вставала с инвалидного кресла, однако оказалась довольно живой и разговорчивой, а в больницу не поехала лишь из-за усталости после перелёта из Алабамы. За ней и за сыном осталась присматривать мама Сэма, хотя Сэму было уже пятнадцать и в присмотре он явно не нуждался. Ещё в доме были две женщины, но я даже толком не понял, кому и кем они приходятся.

Мы надеялись, что к вечеру все вернутся, но вскоре позвонила мама Эшли – сказала, что они проведут в больнице всю ночь. Мы нехотя приступили к еде, но вместе просидели недолго, так как говорить нам было не о чем, да и от праздничного настроения не осталось и следа. Постепенно все разошлись по разным комнатам, и в доме стало совсем тихо – было хорошо слышно, как шумят и веселятся соседи.

Я остался в зале на первом этаже. Вообще я хотел зайти в комнату Эшли, посмотреть, как там всё обставлено, но выяснилось, что с тех пор, как Эшли переехала к Дереку, её комнату переделали в гостевую. Я всё равно туда зашёл, вот только ничего интересного там не обнаружил. А ещё Сэм сказал, что у Дерека крутая двухэтажная квартира, и что у них с Эшли всё хорошо, и что мама Эшли за них счастлива. И мне стало совсем паршиво.

Мы с Сэмом остались одни, и он предложил смотреть телевизор, а потом принёс целую стопку дисков. Я поставил перед собой тыквенный пирог и вспомнил про Мэкси. Зачем-то рассказал Сэму о том, как дважды застукал Мэкси в кровати и как в нашей комнате всегда пахнет по́том и ванилью. Мне просто хотелось отвлечься и не думать об Эшли, а Сэм уже был достаточно взрослым, чтобы слушать такие истории. Правда, Сэму моя история не понравилась. Он резонно заметил, что это всё мерзко, я с ним согласился, и мы даже подружились. Не то чтобы мы стали друзьями, но поняли, что готовы провести вместе ещё пару часов, а быть может, и всю ночь – пока из больницы не вернутся Дерек с Эшли и все остальные.