Она слегка улыбнулась.
– Я так долго жила вдали от мира, мистер Уинтерборн, что иногда задаюсь вопросом, кто я и, где моё место в жизни.
Уинтерборн внимательно на неё посмотрел.
– Трени планирует отвезти вас и ваших сестёр в Лондон, когда закончится траур.
Хелен кивнула.
– Я не была в городе с самого детства. Я запомнила его очень просторным и захватывающим. – Она замолчала, слегка удивившись, что разоткровенничалась с ним. – Теперь думаю, что могу найти Лондон... пугающим.
Уголки его губ тронула улыбка.
– Что происходит, когда вы напуганы? Бежите в укромный уголок и прячетесь?
– Вовсе нет, – чопорно ответила она, размышляя, дразнит ли он её. – Я делаю то, что должна, независимо от ситуации.
Улыбка Уинтерборна начала расползаться шире, до тех пор, пока на фоне лица цвета тёмной бронзы не сверкнули белые зубы.
– Я думаю, что знаю это лучше всех, – мягко сказал он.
Понимая, что Уинтерборн имел в виду её помощь во время его болезни... и, вспомнив, как она держала эту черноволосую голову на изгибе руки и обтирала его лицо и шею... Хелен начала заливаться румянцем. Не обычной краской смущения, которая исчезает сразу после появления. Этот жар продолжал разгораться и разгораться, распространяясь по всему телу до тех пор, пока ей не стало так неуютно, что она едва могла дышать. Хелен сделала ошибку, посмотрев в его горящие глаза цвета чёрного кофе, и почувствовала себя в буквальном смысле, принесённой в жертву на огне.
Её отчаянный взгляд остановился на потрёпанном фортепиано в углу.
– Сыграть что-нибудь для вас? – И не дожидаясь ответа, Хелен встала. Что было единственной альтернативой бегству из комнаты. Боковым зрением, она заметила, что Уинтерборн машинально сжал подлокотники кресла, готовясь подняться, прежде чем вспомнил, что нога в гипсе.
– Да, – ответил он. – Пожалуйста.
Уинтерборн пододвинул кресло на несколько дюймов, чтобы видеть её профиль, пока она играет.
Фортепиано дало хоть какое-то чувство защищённости, она села за инструмент и подняла крышку. Сделав медленный, успокаивающий вдох, Хелен расправила юбки, выпрямила спину, и положила пальцы на клавиши. Она с энтузиазмом принялась играть произведение, которое знала по памяти, «Аллегро» из сюиты для фортепиано Генделя в Фа-мажоре. Отрывок был оживлённым, запутанным и достаточно сложным, чтобы заставить Хелен отвлечься от своего румянца. Её пальцы танцевали по клавишам в вихре движений, непрерывно держа бурный темп, в течение двух с половиной минут. Когда она закончила, то посмотрела на Уинтерборна, надеясь, что ему понравилось.
– Вы играете с большим мастерством, – сказал он.
– Спасибо.
– Это ваше любимое произведение?
– Самое сложное, – ответила Хелен, – но не любимое.
– Что вы играете, когда никто не слышит?
Вежливый вопрос, заданный с валлийским акцентом, при котором звуки гласных были такими же длинными, как плечи Уинтерборна широкими, заставил живот Хелен приятно сжаться. Смутившись, она не спеша ответила:
– Я не помню, как она называется. Преподаватель игры на фортепиано научил меня этой мелодии очень давно. Годами я пыталась выяснить название, но никто не узнал мотив.
– Сыграйте мне.
Вызывая в памяти, она сыграла аккорды, которые с детства запали в душу, нежно касаясь пальцами клавиш. Печальной мелодии всегда удавалось взволновать Хелен, заставить её сердце томиться по вещам, которым она не могла дать названия. Закончив, Хелен оторвала взгляд от клавиш и обнаружила, что Уинтерборн смотрит на неё как завороженный. Он быстро скрыл свои эмоции, но она успела заметить, промелькнувшую на его лице смесь замешательства, восхищения и какого-то непонятного жаркого и тревожащего чувства.
– Она валлийская, – сказал он.
Хелен покачала головой, недоверчиво рассмеявшись.
– Вы её знаете?
– «A Ei Di'r Deryn Du»24. Каждый валлиец рождается, зная эту песню.
– О чём она?
– О влюблённом, который просит чёрного дрозда передать сообщение своей возлюбленной.
– Почему он сам не может к ней пойти? – Хелен поняла, что они оба говорят вполголоса, как будто обмениваются секретами.
– Он не может её найти. Он слишком сильно влюблён, и это мешает ему ясно видеть.
– Чёрный дрозд её находит?
– В песне об этом не говорится, – сказал он, пожав плечами.
– Но я должна знать, чем закончилась история, – запротестовала Хелен.
Уинтерборн рассмеялся. Звук был неотразимый, лёгкий, немного грубоватый. Когда он ответил, его акцент стал заметней.
– Вот, что случается, если читать романы. История не нуждается в концовке. Не в ней суть.
– А в чём? – осмелилась она спросить.
Он посмотрел на неё своими тёмными глазами.
– Что он любит. Что ищет. Как и у всех нас, остальных бедолаг, у него нет возможности знать, получит ли он когда-нибудь то, что жаждет его сердце.