Бессердечные

Наконец на экране появилось новое сообщение: Мы с Мелиссой спали в маленькой гостиной, писал Йен. Я помню, как она встала и пошла разговаривать с вашим отцом. Вернулась расстроенная. Сказала, что у него роман с мамой Эли, она уверена. Сказала также, что ваша мама только что об этом узнала. «Боюсь, как бы она не совершила какую-нибудь глупость», – добавила Мелисса.

У Спенсер громко забилось сердце. Какую глупость? – тут же написала она в ответ.

Не знаю.

– О боже, – громко произнесла Спенсер. Где мама их застала? Неужели ее отец и миссис ДиЛаурентис миловались на кухне, испытывая судьбу у всех на виду?

Спенсер сжала виски. На следующий день мать Эли усадила подруг и спросила, не рассказывала ли дочь о каком-нибудь, подслушанном в доме, разговоре? И что ей показалось, будто накануне она видела Эли в дверях. А что, если Эли тоже застала мать с отцом Спенсер? Может быть, Эли вошла в дом через черный ход, тихо ступая, направилась по коридору на кухню и увидела их… вместе. Спенсер знала, как бы поступила она сама, откройся ее взору подобное зрелище: развернулась бы и убежала.

Может, и Эли так же сделала. А потом с ней случилось… то, что случилось.

Телефон Спенсер снова пискнул. И еще, Спенс, мне неловко это говорить, но я знал об их интрижке и раньше. Я видел твоего отца с матерью Эли за две недели до этого. Случайно сболтнул об этом Эли. Не собирался, но она чувствовала, что я что-то от нее скрываю. Ну и заставила меня сказать.

Спенсер вытянула перед собой руку с телефоном. Значит, Эли знала?

– Боже, – прошептала она.

Новое сообщение. Я никогда не говорил тебе, почему Джейсон хотел устроить со мной разборку в тот вечер, когда пропала Эли. Надеялся, не придется. Это из-за того, что я рассказал Эли про их роман. Она очень расстроилась, и Джейсон решил, что я это специально сделал, чтобы ей было больно. Они с Вилденом за многое меня ненавидели, но это стало последней каплей.

Пока Спенсер соображала что к чему, на экране высветилось продолжение: И знаешь, что мне всегда казалось странным? Ты не замечала, как вы все похожи – ты, Мелисса и Эли? Может, поэтому вы все трое мне и нравились.

Спенсер нахмурилась. У нее кружилась голова. Слова Йена зацепились в сознании и пустили ростки. Действительно, странно, что у Эли с ее отцом не было абсолютно никакого внешнего сходства. Она не позаимствовала у него ни непослушные вьющиеся волосы, ни крючковатый орлиный нос. Впрочем, в отличие от Джейсона, материнский нос, длинный и заостренный, Эли тоже не унаследовала. Ей достался аккуратный изящный носик с чуть вздернутым кончиком. Очень похожий на нос мистера Хастингса, если уж на то пошло. И, что еще ужаснее, на нос самой Спенсер.

Ей вспомнился разговор с папой и мамой сразу после выписки из больницы: хоть Оливия ее и выносила, она – плод любви своих родителей. Но, если то, что имеет в виду Йен, верно, значит Спенсер и Эли… родственницы. Сестры.

А потом ей вспомнилось еще кое-что. Она вскочила на ноги и завертелась на месте, мутным взглядом обводя комнату. Затем кинулась в кабинет отца. Слава богу, там никого не оказалось. Она схватила со стеллажа йельский ежегодник, перевернула его вверх тормашками. На восточный ковер выпал нечеткий полароидный снимок. Спенсер подняла фото, стала внимательно в него всматриваться.

Черты женщины были смазаны, но лицо в форме сердечка и светлые пшеничные волосы ни с какими другими не спутаешь. Спенсер следовало бы сразу догадаться. На фотографии была запечатлена не Оливия, а Джессика ДиЛаурентис – беременная Джессика ДиЛаурентис.

Дрожа, Спенсер перевернула фотографию и на обратной стороне увидела дату. Второе июня, почти семнадцать лет назад. За несколько недель до рождения Эли.