Беспредел

Повисла пауза, настолько долгая, что Марина уже начала сомневаться, состоялся ли этот странный диалог вообще или прозвучал только в ее воображении. Облизнув сухие губы, она отлипла от колонны и робко двинулась обратно к куче.

– Я видела вас вчера. Я была здесь. С ребятами. Троими ребятами. Помните?

Куча молчала. Под ноги снова попался крысиный труп, и Марина просто подвинула его, уже не испытывая ни удивления, ни гадливости.

– Вы, – она выкручивала пальцы, вглядываясь в грязные складки, – вы прыгнули. Упали. Как вы… себя чувствуете?

Куча хрюкнула. Неуместный звук Марину приободрил: женщина слушала. Откликалась. Марина подошла ближе, ища глазами хоть одну щелочку, чтобы увидеть собеседницу.

– Как вы там дышите?

Резкий каркающий звук, приглушенный одеялами, заставил Марину отступить. Кровать содрогнулась от хохота, куча зашевелилась и распалась на вершине. Марина едва не бросилась к лестнице, когда из норы показалась свалявшаяся пакля, знакомая до мурашек. Покрытые пятнами руки расправили пальцы с чудовищными ногтями, раздвигая тряпки. Хохот стал громче, страшнее. Женщина уселась в своем «гнезде» сгорбленным стервятником, демонстрируя костлявую спину. Смех стих, еще несколько секунд полетав по залу.

– Ты зачем вернулась, дурной ребенок? – хрипло спросила она.

– Хотела у-узнать, к-как…

– Ты же не заика.

– Хотела узнать, как вы! – почти крикнула Марина, сама себя напугав.

– Как… я?

Косматая голова медленно провернулась, как у куклы: еще чуть-чуть, и подбородок смог бы коснуться спины. Мутный взгляд пиявкой присосался к Марине. Рот разъехался, словно по швам, почти достав уголками до ушей.

– Вы же прыг… упали вчера, – оправдывалась Марина, чуть не плача.

– А ты до-о-обренькая, – елейно проскрипели порванные губы. Тело повернулось на шарнирной шее, и по-совиному выкрученная голова вернулась на свое место. –  Бомжиху проведать пришла, – прошипела Ольга, сползая со своего лежбища.

Марина пискнула, подхватила с пола все тот же черенок от швабры и попятилась.

Ольга перетекла на пол и выпрямилась. Без мешковатого свитера она была похожа на насекомое.

– Может, еще и завтрак мне школьный отдашь?

Она надвигалась медленно, ощупывая Марину холодным взглядом, покачивая головой, по-змеиному гипнотизируя.

– Не надо, – всхлипнула Марина, продолжая отступать.

Ноги подогнулись, и она плюхнулась на пол, уже не шагая, а отползая к колонне. Упершись в нее спиной, подобрала колени и, вцепившись в палку из последних сил, выставила острый конец перед собой. Ольга нависла над ней, обдавая запахом перегара и гнили.

– От любопытства. Кошка. Сдохла.

Она выплевывала каждое слово, уткнувшись голым животом в копье.

– Пожалуйста! – вскрикнула Марина, чувствуя, что палка начинает дрожать, как и она сама.

Что-то чпокнуло, будто лопнул гнойник. Марина завизжала. Под тяжестью Ольгиного тела черенок вдавился в собственный живот Марины. Ольга схватила «копье», клацнув ногтями, словно помогая себя проткнуть. Чудовищно медленно она сползала по деревяшке вниз, нанизывая себя на острый край. Навершие уже полностью исчезло, погрузившись в мясо, затягивая за собой и бледную кожу.

– Это хотела увидеть? – продолжала ухмыляться Ольга, с любопытством рассматривая бегущие по щекам Марины слезы. Та быстро замотала головой, замычала. – А что? Зачем вернулась? На уродца посмотреть? Фоточку снять?

Марина ударилась затылком о колонну и заскребла подошвами по полу. Сейчас ей хотелось забиться в трещину на бетоне.

– Ты должна была бежать отсюда своими маленькими ножками до своей маленькой комнатки отстирывать свои маленькие штанишки, как эти трое дристунов! Зачем! Ты! Пришла!

– Сказать спасибо! – выкрикнула Марина и зарыдала в полный голос.

Давление на живот ослабло. Черенок выскользнул из обмякших рук и со стуком полетел в сторону. Марина уткнулась лицом в колени. Съежилась, протяжно всхлипывая, икая от захлестнувшего ужаса. Хотелось к маме. Забраться к ней в кровать, уткнуться мокрым лицом в теплую ночную рубашку. Слушать, как бьется сердце.

– Пожалуйста, – донеслось до ее ушей с порывом ветра. Устало и безжизненно.

Кровать заскрипела.

– Не приходи больше.

После физкультуры волосы слиплись. Пол кабинета покачивался, а голоса одноклассников смешивались в отдаленный гул. Температура у Марины поднялась еще с вечера, поэтому дома она отключилась, едва коснувшись головой подушки, несмотря на пережитые события и отцовский громоподобный храп. Наутро не полегчало, но перспектива отлеживаться дома была безрадостной. Оставаться наедине с воспоминаниями, бесконечно прокручивать их, раз за разом вылавливая все больше подробностей, Марина не хотела. Как и бродить мимо двери родительской спальни, где отец не ночевал уже два года, перебравшись на диван в гостиной. Сама Марина иногда пряталась у мамы под одеялом, слушала успокаивающий стук в теплой груди. Замедляющийся, останавливающийся.