Беспокойные

– Если расположить кривую спроса и кривую предложения на одном графике, мы увидим, что на эффективном рынке они пересекаются в точке равновесной цены и равновесного количества товара. – профессор Николс нажал на кнопку, и слайд «Пауэр Пойнта» сменился, появился черно-белый график. За длинными столами в Питерсон-холле, поднимающимися в стиле трибуны, сидели пятьдесят студентов – большинство что-то изучали на ноутбуке, где на экранах пестрели, как голодные комары, множество чатов. Одна девушка сзади сидела в наушниках и даже не пыталась скрывать смех, глядя фильм по планшету.

– Цена и количество обозначаются соответственно P и Q, – сказал профессор Николс, подкручивая кончик своего седого хвоста.

Дэниэл Уилкинсон сидел в предпоследнем ряду, справа от Эмбер Битбургер, глядя, как парень перед ним играет в онлайн-покер. Он постоянно слишком много ставил на ужасные руки, и Дэниэл не мог отвести глаза. На его ноутбуке всё еще стояла программа, запрещающая играть, и он не видел покер уже несколько месяцев. Не в силах больше терпеть – спина парня была так близко, что Дэниэл мог достать рукой, – он наклонялся, пока не завис над столом. На парне были наушники, но Дэниэл слышал те самые звуки, которые играли во время сдачи, – решительную духовую медь. Он придвинулся ближе.

– Эй, – прошептал он. Эмбер оглянулась. – Не делай этого, – сказал Дэниэл, когда палец парня завис над кнопкой ставки – с восьмеркой крестей и тройкой червей на руках.

– Твою мать! – громко сказал Дэниэл, когда парень кликнул.

Он развернулся, уши его краснели.

– Ты там что, охренел? – прошипел он.

– Господа, у вас какие-то проблемы? – спросил профессор Николс.

Дэниэл сполз обратно на место. Эмбер посмотрела на него и одними губами спросила: «Что это было?»

После четырех месяцев в Нью-Йорке Риджборо казался еще меньше, дальше и обшарпанней. Подростки в «Данкин Донатс» выглядели моложе, чем он в их возрасте, а «Фуд Лайон» – с его широкими пустыми проходами и фоновой легкой классикой из пятидесятых – навевал мрак. Так много хлопьев, так много брендов зубной пасты – и так мало людей; так и виделось перекати-поле, летящее по полу мимо газировки и чипсов.

Летние курсы представляли собой четырехмесячный семестр, втиснутый в шесть недель; он учился по будням с девяти до пяти. «Хорошая подготовка к рабочему миру», – сказала Кэй. По утрам Дэниэлу казалось, что его выкопали из-под земли и теперь он, воскресший, заново учился ходить. Он засыпал в классах, резко просыпался, бесился из-за Psychic Hearts и славы Нейта, которая по праву должна была принадлежать ему.

Пятнадцатого мая он покинул город на заре, прибыл в Риджборо вовремя для встречи с деканом. Тем вечером Нейт и Роланд отыграли для Хатча и коллег Дэниэла, а Дэниэл попросил прощения у Питера и Кэй. «Мы не можем принимать тебя всерьез, пока ты сам себя не начнешь принимать всерьез», – сказал Питер. Кэй смогла записать его на два предмета ее и Питера факультетов: сравнительная политология и вводный курс в микроэкономику. Восемь часов лекций каждый день отрывали от мира, и Дэниэл ходил вечно раздраженным, но чувствовал и решительность, превосходство: ему это на пользу – как ходить к стоматологу или придерживать дверь медлительному незнакомцу, когда сам торопишься.

После экономики Эмбер Битбургер, за которой он сидел в шестом классе миссис Лампкин, вышла с ним в июньскую жару. Глаза заболели от напора солнечного света после долгого утра в лектории без окон, где кондиционер как будто всегда стоял на десяти градусах. Он снял толстовку и оголил руки – в зеленой футболке с логотипом «Меланхолии Рекордс» и картинкой канталупы, лежащей на граммофоне.

– Так что это было? – спросила Эмбер.

– Чувак по-крупному проигрывал. Я хотел помочь. – После пары Дэниэл поискал глазами парня, но потерял его в толпе, шаркающей из Питерсон-холла.

– Мы с компанией собираемся выпить в субботу в «Черной кошке», – сказала Эмбер своим грубоватым, но жизнерадостным голосом. Она по-прежнему жила дома, по-прежнему общалась с теми же друзьями, что и в старшей школе, и ходила на летние курсы, чтобы закончить колледж за три года.

– Звучит неплохо.

По субботам Дэниэл присоединялся к Эмбер, Келси Ортман и их друзьям, чтобы выпить пива в одном из двух баров со звериными названиями на Мейн-стрит в Литтлтауне – ниже по холму от кампуса Карлоу: «Черная кошка» и «Пестрая ворона». Однажды даже побывал на настоящей студенческой тусе – почти полной копии вечеринок в Потсдаме: где белые плохо танцуют под дурацкий хип-хоп в какой-нибудь развалюхе, где пивные бонги и кричащие пацаны в бейсболках и кто-то блюет в палисаднике.

– У них там по четвергам открытый микрофон. Ты же увлекался в школе музыкой, с Роландом Фуэнтесом? – Эмбер произносила это «Фэн-тиз». – Он еще в старшей школе был такой странный, с зелеными волосами? И глаза подводил.

– Я играл на гитаре. У нас тогда была пара групп.

Белые волосы Эмбер на солнце казались почти прозрачными.

– Надо как-нибудь вместе завалиться на открытый микрофон.