— Посмотри вокруг. Этот разрушенный мир был моим детищем, но для его возрождения требовался разум. Я сделал человека бессмертным! Но цена оказалась слишком высока. Я не ожидал от них такого неблагодарного отношения. Это я вернул гедонистам знания, которые они развили до гениальности. Они забыли обо мне. Их первые воспоминания после катастрофы были быстро забыты. Их дети и внуки говорили, что мой мозг деградирует. Это я должен был править Центром, потому что без меня он никогда бы не существовал. Они... они...
Он споткнулся, но затем продолжил с большим воодушевлением.
— Они обманули меня и позаботились о том, чтобы я провалил все задания, которые мне давали. Сначала у меня было все необходимое, включая собственную лабораторию.
Вудли представил себе эту трагическую картину. Ослабленный ум Гарта лихорадочно пытался вспомнить, сосредоточиться на науке, которая была смыслом его жизни. Снова и снова он терпел неудачи в своих исследованиях, все глубже опускался до уровня обязанностей, которые были по силам любому ребенку. Конечно, ему совсем не нужно было работать. Но даже самая простая работа была лучше, чем полное бездействие.
Гарт, должно быть, горько тосковал по прошедшим дням триумфального эксперимента в лаборатории. И вот он возненавидел гедонистов, убеждая себя, что они ответственны за его судьбу. Полностью разрушенный разум — справедливая цена для того, кто разрушил мир. И все же это было ужасно.
Вудли встряхнулся, прогоняя от себя чувства безнадежности и депрессии, внезапно нахлынувшие на него. Но все же помощь Гарта была лучше, чем ничего, и, возможно, он недооценивал возможности ученого.
— Мой план заключается в следующем, — сказал Вудли. — Я сделаю вид, что мне понравился такой образ жизни. Они примут меня за своего. Подозрения рассеются, трудностей станет меньше. Мы сможем узнать все о луче обратной силы и включить его, усыпив на время их бдительность. И тогда мы нанесем удар.
— Да, наверное.
— Ты знаешь девушку по имени Шарн? Она может помочь нам, и я подозреваю, что твоему другу Рогуру тоже здесь не нравится.
Фигура в маске была неподвижна.
— Ты это видел? — Гарт вздохнул.
На мгновение Вудли вспомнил тень, которую он видел в глубоко посаженных глазах Рогура, депрессию на темном сильном молодом лице. Внезапно Гарт рассмеялся. Он резко откинул капюшон с лица. Вудли оцепенел от изумления.
Гарт оказался Рогуром!
Глава 11. Фабрика грез.
РОГУР БЫЛ смуглым, красивым, атлетично сложенным «молодым» человеком. Кожа была гладкой, как у мальчишки. Но в этом гибком теле юноши таился уставший старик! Почему-то казалось совершенно неправильным, что Рогур не стал мудрее с годами. Может быть, в этих темных глазах и была усталость, но в них должен был быть и огромный опыт.
Сейчас все для него стало понятно. Ученый не постарел физически. Он оставался таким же молодым и сильным, каким и был в 1942 году. Его тело было совершенным, все чувства обострены до предела, как хорошо сконструированная машина. Но разум машины ослабел, стал старым и неспособным управлять ею.
— Давным-давно меня звали Роджер Гарт, — с горечью произнес ученый. — Теперь я просто Рогур. И эта наша тайная встреча была необходима. У гедонистов зоркие глаза и острый слух. И я не был уверен, что смогу доверять тебе.
— Понятно, — задумчиво произнес Вудли. С усилием он сосредоточился на насущной проблеме. — Что ж, я все равно буду придерживаться плана. Я усыплю подозрения с помощью...
— Не доверяй девушке, — вмешался Рогур. — Не доверяй никому из них. Они действуют по принципам удовольствия. На какое-то время ты стал для нее интересен, и она подружилась с тобой, но когда дело дойдет до отказа от своих удобств и удовольствий, она предаст тебя.
— Я так не думаю, — убежденно сказал Вудли.
— Я слишком хорошо знаю этих людей. — Рогур устало прикрыл глубоко посаженные глаза. — Теперь ты должен вернуться. У гедонистов не должно возникнуть никаких подозрений. Увидимся завтра.
Он смотрел, как Вудли входит в капсулу пневмолифта.
— Помни, — крикнул он, прежде чем дверь захлопнулась. — Не доверяй той девушке!
Кабина с Вудли умчалась прочь. Хорошо отлаженная автоматика быстро доставила его в номер. Его отсутствие никто не обнаружил, решил он, хотя было уже далеко за полночь. Рассвет медленно озарял с востока утреннее небо.
Он разделся и размышлял над тем, что ему стало известно. Вопреки его воле, маленький росток сомнения был посажен. Шарн казалась дружелюбной и, конечно же, не собиралась предавать его. По крайней мере, сейчас. Но, как сказал Рогур, она могла действовать просто по сиюминутной прихоти, полагая, что ценности гедонистов гораздо более ценны, чем это было на самом деле. В решающий момент она спокойно могла отказаться от перспективы будущего, полного лишений и тяжелого труда.