Читаем Бесконечная шутка (= Infinite jest | отрывок, перевод не завершён) полностью

Жара, сочащаяся сквозь стеклянные двери, стягивает кожу на голове. Он выносит завтрак к центральному бассейну комплекса кондоминиумов, садится за белый железный стол и пытается есть, там, на жаре, где кофе не дымится и не стынет. Он сидит и чувствует тупую животную боль. У него усы из пота. В бассейне плавает разноцветный пляжный мяч, бьется о борт бассейна. Солнце как замочная скважина в двери, ведущей в ад. Вокруг больше никого. Весь комплекс – это кольцо из зданий с бассейном и джакузи в центре. Воздух струится, как пары топлива, из-за жары кажется, что пол мокрый, будто и полит топливом. Орин слышит звуки картриджей из-за закрытых окон, шоу с утренней аэробикой, и еще где-то играет орган, и та женщина из соседней квартиры, которая никогда не улыбается в ответ, репетирует оперные распевки, приглушенные шторами, жалюзи и двойными стеклопакетами. Джакузи пыхтит и пенится.

Записка от вчерашнего Субъекта на фиолетовой бумаге сложена вдвое, в центре записки – темный кружок, где девушка пшикнула парфюмом. Самое интересное в ее почерке, и в то же время самое печальное, - то, что она закрасила замкнутые области у букв «о», «е», «в» и «р», а также у цифр «6» и «8» в номере телефона, а вместо точек над буквами «ё» и «й» нарисовала сердечки, которые не стала закрашивать. Орин читает записку, пока ест тост; для него тост – лишь оправдание, чтобы съесть побольше меда. Его правая рука меньше, чем левая, ест или пьет он ей. Его гипертрофированные левая рука и левая нога по утрам всегда находятся в покое.

Легкий ветерок толкает разноцветный мяч по голубой поверхности воды в бассейне в другую сторону, и Орин наблюдает за его беззвучным скольжением. Над белыми железными столами нет зонтиков, и положение солнца легко определить не глядя; ты чувствуешь, как оно греет твое тело, и по жару можешь спроецировать, в какой точке неба оно находится. Мяч осторожно двигается назад, к середине бассейна, и замирает там, даже не качаясь. Тот же ветерок теребит листья сгнивших пальм вдоль стены кондоминиума, листья шуршат и щелкают, и пара отрывается от пальм, по спиральным траекториям летит и шлепается на настил. Все растения здесь злые, тяжелые и острые. У пальм есть хохолки, торчащие над листвой, фактурой напоминающие что-то отвратительное, похожее на паклю. В деревьях обитают тараканы и другие существа. Возможно, даже крысы. Мерзкие, привыкшие к высоте твари всех цветов и форм. Все растения тут либо покрыты шипами, либо напоминают вставший член. Кактусы в таких странных позах, словно их пытают. Верхушки пальм напоминают прическу Рода Стюарта, еще с тех давних времен.

Два дня назад Орин вместе с командой ночным рейсом вернулся из Чикаго. Он знает, что из всей команды лишь он и еще плейскикер не мучаются от боли после избиения во время игры.

За день до того, как они покинули Чикаго – то есть где-то пять дней назад, – Орин один сидел в джакузи у бассейна, ухаживая за ногой, в жарком кроваво-красном свете уходящего дня, опустив ногу в пенную воду, и по старой привычке рассеяно сжимал теннисный мяч как эспандер. Наблюдая, как вода бурлит, пузырится и пенится вокруг ноги. И вдруг – в джакузи шлепнулась птица. С прозаичным всплеском. Из ниоткуда. Из широкого пустого неба. Ничто не нависало над джакузи, кроме неба. У птицы, кажется, случился инфаркт прямо в полете, и она умерла и упала с пустого неба и приводнилась в джакузи, рядом с ногой. Орин пальцем опустил солнечные очки на нос и посмотрел на птицу. Какой-то неопределенный вид. Не хищник. Может, крапивник. Вряд ли это можно считать хорошим знаком. Тело мертвой птицы подпрыгивало и вращалось в пене, утопая и снова появляясь на поверхности, создавая иллюзию продолжения полета. Орин не унаследовал ни одну из фобий маман, касающихся беспорядка и гигиены (хотя он и был не в восторге от жуков – конкретно от тараканов). Он просто сидел там, сжимая-разжимая мяч в ладони, и глядел на птицу без единой сознательной мысли в голове. На следующее утро, когда он проснулся, чувствуя себя скрученным и погребенным, мертвая птица точно казалась плохим знаком.

Орин теперь всегда принимает душ настолько горячий, что едва может стоять под струей. Стены в ванной выложены мятно-желтой плиткой, которую выбрал не он, а, может, фри-сэйфти, который жил здесь до того, как «Кардиналы» отправили его «Новоорлеанцам» вместе с двумя запасными гардами и кругленькой суммой в обмен на Орина Инканденцу, пантера.

Перейти на страницу:

Похожие книги