Бесконечная одержимость (ЛП)

Я, конечно, знаю, что он пытается как можно быстрее довести ее до своей машины. Пройдет несколько минут, и люди моего отца вызовут подкрепление извне, чтобы отправиться за ними. Вытащит ли Брукс ее отсюда или нет теперь его дело. Я сделал все, что мог.

Думаю, этого будет достаточно. Я также знаю, кого отец послал разобраться с этим делом, по крайней мере, первых нескольких из них. Это будет хорошей информацией для Брэдли.

— Поздравляю с тем, что все испортил.

Рычание позади меня принадлежит Льву. Я понимаю это еще до того, как поворачиваюсь. В груди все сжимается, потому что, несмотря на то, что план прошел без сучка и задоринки, и нет никакого реального способа отследить тот факт, что ФБР завладело Сабриной до того, как ее похитили, обратно ко мне, мне все равно нужно действовать осторожно. И это все равно не к добру.

Лев в ярости. Мой отец будет в чертовой ярости. И ничто не помешает ни одному из них выместить злость на мне.

— Похоже, у девственной малышки Сабрины появился злой парень, — сухо говорю я, поворачиваясь. Лев смотрит на меня так, будто хочет ударить. И он мог бы… если бы мы не были на людях.

Хотел бы я иметь оправдание, чтобы не уходить с ним.

Мой взгляд быстро возвращается к столу, за которым сидела Шарлотта. Она, должно быть, тоже все это видела, и я не совсем понимаю, как буду объяснять все это завтра, когда увижу ее. Я также очень, очень не хочу, чтобы она увидела меня, стоящего здесь с Львом. Сомневаюсь, что она знает, кто он такой, или сможет легко это выяснить, но я не хочу рисковать.

Но когда я быстро оглядываюсь на стол, ее уже нет. И не только ее, но и маленькой сумочки-клатча, которая лежала на столе. Ее подруга откусывает десерт и смотрит в телефон, и по ее поведению нельзя сказать, что она ждет возвращения Шарлотты.

Думаю, Шарлотта ушла домой. И хотя я должен был бы почувствовать облегчение от того, что она не только не видит этого, но и, возможно, пропустила все это, я чувствую лишь острое разочарование от того, что она ушла.

Лев щелкает пальцами перед моим лицом.

— Будь внимателен, брат, — рычит он. — Мы сейчас же пойдем и поговорим с отцом. И ты объяснишь ему, почему вместо того, чтобы вернуться домой с радостной новостью о том, что Сабрина Петрова отправляется на аукцион, ее утащил какой-то никому не нужный парень, которого у нее и быть-то не должно. Ты объяснишь, почему ты не остановила это. Почему у тебя ничего не вышло.

Я ничего не говорю, что, как я знаю, еще больше выводит его из себя. Он хочет, чтобы я спорил, чтобы он мог применить свою власть над моей головой, чтобы он мог приказать мне вернуться домой и встретиться с нашим отцом. Но вместо этого я приберегаю все, что хочу сказать, до того момента, когда это произойдет.

— Ты не собираешься ничего говорить? — Огрызается он, и я пожимаю плечами.

— Нет смысла повторять дважды, верно? — Я ухмыляюсь, наслаждаясь холодной яростью на его лице, а затем поворачиваюсь и направляюсь ко входу в музей. На обратном пути я окажусь в машине Льва. Он захочет присмотреть за мной. Но нет причин, по которым я не могу добраться до нее первым.

***

Не прошло и часа, как я во главе с Львом вошел в особняк отца и в его большой роскошный кабинет. Люди, которые должны были помочь похитить Сабрину, разбежались, не желая встречаться с моим отцом. Я уверен, что их наказание придет позже, когда он закончит со мной.

В кабинете моего отца стоит массивный письменный стол из красного дерева, окруженный книжными полками, заставленными книгами на русском языке. Он гордится тем, что большая часть того, что он читает, написана на родном языке, и высмеивает своих сыновей — за исключением Льва — за то, что они не очень хорошо знают этот язык. Я говорю на нем неплохо, как и другие мои братья, но только Лев владеет им настолько свободно, что трудно сказать, что он — представитель второго поколения, родившийся и выросший в Штатах. Это, как и все остальное в его жалкой жизни, его способ подлизаться к нашему отцу.

Дмитрий стоит перед камином, все еще одетый в чистый костюм, несмотря на час и то, что он дома, и потягивает, похоже, рюмку водки. Он не поворачивается, когда мы входим, и я чувствую, как холодные нити страха лижут мой позвоночник, когда Лев закрывает за собой дверь. Я не знаю, что будет дальше, но не могу предположить, что это будет приятно.

— Расскажи мне, что случилось, Иван. — Голос Дмитрия холодный и жесткий, и по его тону понятно, что он уже знает. Он просто хочет услышать это от меня, моим собственным голосом.

Я шагаю вперед, делая глубокий вдох. Я чувствую тяжелое присутствие Льва у себя за спиной — тревожное напоминание о том, что в этой комнате у меня нет друзей. Что моя семья — это семья только по крови, но не по привязанности. И даже в этой комнате у меня есть только часть первой. Лев — истинный сын моего отца, его наследник, а я — бастард. Наполовину его, наполовину женщины, о которой он не заботился настолько, чтобы хотя бы произнести ее имя, когда я рос.