Осознание этого не дает мне спокойствия все равно. Меня преследует мысль о том, что она дала свой номер Чейзу. Я перехватил его после игры, сразу после того, когда она отошла и при этом посмотрела на меня, как чертова победительница. Чейз лишь покачал головой и сказал, что все это странно. Мы недостаточно близки, чтобы я смог допытывать о каждом слове, которое она ему сказала. Он сказал лишь о том, что я зря так сдался, рассказав о споре.
Боже, как я хочу об этом не думать, ведь это такая ерунда. Но я не могу. Неужели она права и все дело действительно в Дастине Коффи? Неужели она мне интересна лишь поэтому? Я чувствую себя паршиво.
Сказав Эйвери и Энтони, чтобы смотрели фильм без меня, я все же надеваю куртку и выхожу из квартиры. На крыше так холодно, что дрожь пробивает до самых костей. Я вытаскиваю из кармана телефон и смотрю на экран вместо того, чтобы смотреть на огни ночного города, как делаю это почти каждый вечер. Я не хочу думать о Маккензи о том, что она задумала, но думаю. И меня это раздражает.
Открыв директ, я вижу, что рядом с ее профилем горит зеленый значок.
Я:
Как нелепо выглядит это сообщение. Но уже поздно. Она прочитывает сообщение через несколько секунд.
Маккензи:
Я:
Маккензи:
Я:
Маккензи:
Я:
Маккензи:
Я:
Маккензи:
Я:
Маккензи:
Я:
Маккензи:
Я:
Маккензи:
Я сжимаю челюсть. Как же она меня раздражает. Тем не менее, я не могу перестать писать ей.
Я:
Маккензи:
Рядом стоит смайлик, и я снова сжимаю челюсть.
Я:
Она долго не отвечает, и я уже жалею, что написал это. В свое оправдание я скажу, что она меня слишком разозлила. Эта девчонка умеет делать это слишком хорошо и умело.
Маккензи:
Я:
Я не жду ответа, убираю свой телефон в карман и возвращаюсь в квартиру.
12
Отчетливо следя за молниеносным передвижением шайбы, я бросаюсь к воротам «Саскатун». Джерри борется за воротами с двумя защитниками в то время как на видео-кубе отсчитываются драгоценные секунды. Сегодня мы провели ужасную игру на домашнем льду. Точнее, все еще проводим. Я не знаю, с чем это конкретно связано. Хотя… обманывать себя не стану. Очевидно, что в команде чувствуется какое-то напряжение и это сказывается на игре. Сначала мы поцапались с Майклом на скамейке запасных из-за моего двухминутного удаления, в ходе которого «Соскатун» прострелял Чейза. Мы ушли на первый перерыв со счетом 1:0. Во втором периоде мы вернулись на лед в том же настроении и пропустили еще две шайбы, но хотя бы забросили одну.
Сейчас счет 3:1, до конца третьего периода остается пятнадцать секунд, и у нас нет времени, чтобы перевести игру в овертайм. Этот матч мы проигрываем.
Наконец, Джерри «отковыривает» у борта шайбу и с неудобной руки делает передачу. Она удачно проходит, потому что шайба у крюка моей клюшки. Но у ворот соперника почти вся пятерка, а их голкипер закрывает мне угол, в который я смог бы попасть.
Тем не менее я бросаю. Шайба летит в сторону ворот и ударяется о штангу. Раздается громкий щелчок, громкий стон трибун, но ворота освещаются красным. Мы с Джерри обмениваемся удивленными взглядами. Судья показывает, что шайба пересекла линию.
Черт, я забросил. Плюс одно набранное очко в мою личную статистику.
Игру это естественно не спасает, но заброшенная шайба приятно греет грудь, когда я еду, чтобы удариться перчатками с командой.
После игры мы заваливаемся в раздевалку. Все устали, никто не хочет разговаривать. Я наливаю воду из кулера и выливаю себе на шею. В раздевалку заходит тренер и молча смотрит на нас несколько секунд.
– Не думал, что в моей команде будет хромать дисциплина, – спокойно произносит он. – Все что угодно, но не дисциплина.