На второй день Петро позвонил племяннице в Киев и сделал ей заказ. Но та, не разобравшись в сленге дяди, в день отъезда вместо ожидаемого осетрового балыка вручила ему севрюгу горячего копчения.
Петро механически, сунул рыбу в сумку и сдал ее в багаж, после этого занял свое место в шикарном салоне «Нео-плана» недалеко от водителя. В пути он, насмотревшись западной жизни, мысленно приобщался к ее ценностям. Петро видел себя в дорогом костюме в шикарном ресторане. Вот он сидит за столиком с красавицей, они едят омаров, спутница моложе Петра на двадцать пять лет. Она блондинка и влюблена в Петра по уши. Но он смотрит в окно на свой «Mersedes CLK» и любуется своим перстнем. Он не замечает ее взглядов. Таких, как она, много, и все хотят сидеть за его столиком. Это был его новый мир, недоступный Сереге, Колянычу, даже Опанасу и Арнольду. Его сладкие мечты остановил стюард, угощавший кофе второго водителя: «В багажном отделении у какого-то дебила что-то завонялось в сумке. Стоит жуткое вонище».
– Рыба, – пронеслась отчаянная мысль, – как я мог про нее забыть?
Они подъезжали к Антверпену. На конечной станции возле офиса «Евролайнс» Петро сделал ревизию вещей, рыба действительно задохнулась. Он решил ее не выбрасывать, а показать Григорию. Мол, вез подарок, но так получилось. Григорий не встречал Петра. Они договорились, что Петро доберется сам, по инструкции, оставленной ему Григорием в офисе автобусной компании. К инструкции прилагалась подробная карта маршрута, бельгийские франки, записки на фламандском и французском языках. Петро легко нашел остановку автобуса, который должен был доставить его в пригород Антверпена.
Он обернулся, в пятидесяти метрах от него еще стоял «Неоплан». Это была последняя ниточка, связывавшая его с родиной. Петро понимал, что не может возвратиться, – его охватило тоскливое отчаяние. Перед глазами стояли проводы. Родные лица бермудовцев. И даже Серега не казался ему отсюда противным монстром. Петро вытер слезы, они выступили снова. Он резко открыл сумку и достал последнюю бутылку водки. Предыдущие он малодушно выпил в автобусе. Открыв бутылку, Петро пил из горла, не закусывая, он ее занюхивал. Для этого, чуть приоткрыв сумку, легонько похлопывал ее по бокам. В нос ему стреляло жуткое рыбное бздо, заставлявшее его судорожно подрагивать плечами. Наконец тоска стала отступать.
Петро дождался автобуса и поехал навстречу с буржуазными ценностями, которые отныне будут его окружать всегда.
Через одну остановку в салон вошли две девочки-акселератки. Лет пятнадцати. У одной на голове переливался яркими зелеными и желтыми цветами панковский ирокез. Вторая была абсолютно лысая. Девчонки, как рождественские елки, сверху донизу были украшены пирсингом, татуировками, феньками, булавками и цепками. Чувствовалось, как в их телах беснуются гормоны. Лысая была одета в кожаную мини-юбку, из-под которой выглядывали ничего не скрывавшие красные трусы. На желто-зеленой красовались порванные джинсы. Рост они увеличили двадцатисантиметровой платформой. Больше всего Петра поразили уши лысой.
Сверху донизу каждое ухо украшали по десятку колец разного цвета и диаметра. На лысине красовалась татуированная готическими буквами какая-то надпись.
Несмотря на то, что в салоне были свободные места, девчонки встали над Петром. Они жевали резину, громко говорили и смеялись. У желто-зеленой на поясе висел плеер. Там же она повесила наушники. Гупал рэп. Петро недолюбливал это музыкальное направление. Лысая держалась за поручень и, цепляя своим красным лобком нос Петра, мешала любоваться достопримечательностями Антверпена.
Встреча Петра и Григория прошла в сердечной обстановке. Видом и особенно запахом привезенного Петром подарка Григорий был умилен до слез. Через пару дней Григорий пригласил представителей диаспоры на небольшую вечеринку. Это были люди разных поколений и судеб, но машины, на которых они прибыли, указывали – их владельцы имели весьма приличные доходы. На площадке возле ресторанчика Петро с восхищением заметил, кроме Гришкиного «Порше», припаркованные «Мерседесы», «БМВ», «Ауди», а также «Феррари» и «Додж Вайпер».