Беркут (Щегол-3)

…Домой вернулись аж в восьмом часу вечера. Покатушки по гоночной трассе остались в «далеком прошлом», самая буйная радость девчонок — тоже, зато отходняк начал давить им на глаза. Но Оля со Светой ему героически сопротивлялись, а Ира талантливо зеркалила их состояние. Так что эта троица еле выползла из машин, кое-как доплелась до гостиной и заявила, что жаждет качественного и о-о-очень долгого расслабления. Я «завел» им сауну и ушел на кухню. Ибо страшно проголодался и хотел закидать в яму, открывшуюся в желудке, хоть что-нибудь. Слава богу, игра в усталость не помешала Дайне зарулить обычными андроидами, так что я был встречен, усажен в кресло и накормлен до отвала.

Когда отодвинул от себя пустую тарелку и допил третий бокал сока, на пороге нарисовалась моя благоверная в премиленьком раздельном купальнике и грустно заявила, что без меня им греться не в кайф.

«Греться» на полный желудок было не лучшей идеей, но альтернативы, увы, не предлагалось, и я шустренько убавил температуру каменки. Благо, МТ-шка лежала рядом. Потом заставил себя подняться с кресла и поплелся в гардеробную. А через несколько минут, уже в плавках, ввалился в парилку, оглядел тушки девчонок, распластавшихся на своих местах, и лег на полотенце, кем-то заботливо постеленное на мое.

Откровенно говоря, в тот момент я был уверен, что Олю и Свету зарубит. Если не к концу первого захода, то во втором. Ан нет — минут через десять очень уютного молчания Уфимцевой вдруг захотелось пооткровенничать, и она взбодрилась под холодным душем. Вернувшись обратно, села на нижнюю полку рядом с моим местом. А после того, как в парилку снова вломилась чуть замешкавшаяся Ира, грустно усмехнулась:

— Конченная сука, подарившая мне жизнь, из Ковригиных. В настоящее время этот род считается пятым по влиятельности и седьмым по богатству родом страны. Двадцать восемь лет тому назад чувствовал себя не хуже. И в один прекрасный день не дал уничтожить наш. В межродовой войне, объявленной Ртищевыми. Само собой, помог не из альтруизма, а для того, чтобы подмять под себя моих родичей. Как бы там ни было, мои выжили, дед как-то умудрился сохранить условную независимость, наобещал тогдашнему главе Ковригиных всякого-разного и через год с небольшим женил папу на одной из самых эгоистичных, бессердечных, бесчестных и лживых баб в Империи. Папа тоже чувствовал себя обязанным, так как во время последнего боестолкновения с Ртищевыми получил очень тяжелые ранения и оклемался только потому, что Ковригины, очень вовремя появившиеся на месте схватки, не дали его добить. Его молодая жена, как я уже говорила, считала себя Императрицей и не хотела выходить замуж за «быдло», но не посмела ослушаться прямого приказа деда. Вы не поверите, но беременела, как выяснилось на днях, тоже по его приказам. А злость срывала на муже и на нас. И постепенно дурела от безнаказанности. Ведь папу с дедом связывали по рукам и ногам не только клятвы, но и все усиливающаяся зависимость нашего рода от рода ее родителей…

После этих слов Света сделала небольшую паузу, собралась с мыслями и тяжело вздохнула:

— Творила практически все, что хотела… до пятого числа. А в мой день рождения оскорбила меня снова и нарвалась — я сломала ей челюсть, заявила, что больше не считаю ее матерью, пообещала, что на следующее оскорбление отвечу вызовом на дуэль по крайним правилам, и сильно обидела отца. Как вы и предсказывали, он меня понял и простил. Кроме того, первый раз в жизни нарушил Слово, то есть, вернул жену ее родителям, подал на развод и послал по известному адресу сначала деда, а затем тестя. Давить на него начали все того же пятого числа. А зря: он, как вы и говорили, уперся. И сходу дал понять, что не прогнется: довольно неприятным способом: вломился в покои пока еще жены сначала в поместье ее родителей, нашел артефактные драгоценности, которые когда-то сделал для меня, и заявил тестю, что она их у меня либо крала, либо отнимала. Числа с девятого-десятого стало совсем плохо: обозлившиеся Ковригины и вынужденно примкнувший к ним дед начали давить папу, что называется, по всем фронтам. И допрыгались: об этой необъявленной войне узнал кто-то из Воронецких. И психанул — вызвал к себе великовозрастных ублюдков и предупредил, что если они не уймутся и вынудят папу сорвать выполнение госзаказа, то отправятся на каторгу…

— Унялись? — мрачно спросила Оля.