Капица, сыгравший важную роль в инициировании наших работ по атомной проблеме и установлении контактов юс западными учеными, в частности Терлецкого с Бором (эта встреча состоялась осенью 1945 года и, вопреки мнению Судоплатова, не внесла сколько-нибудь значительного вклада в советский атомный проект; к тому же Нильс Бор поставил в известность датскую контрразведку о содержании своей беседы с советскими физиками. — /Б. С./), естественно, претендовал на самостоятельное, руководящее положение в реализации атомного проекта. Но вскоре отношения между Капицей, Берия и Вознесенским испортились. Капица предложил, чтобы Курчатов консультировался с ним по оценке результатов работ ми выводов, прежде чем докладывать на заседаниях Спецкомитета. Первухин поддержал Капицу, но Берия и Вознесенский не согласились. Берия потребовал, чтобы Капица и Курчатов вносили в правительство альтернативные предложения. Более того, Берия предложил Капице на базе своего института продублировать ряд экспериментов Курчатова (Лаврентий Павлович справедливо полагал, что на подготовительной, экспериментальной стадии проекта, которая еще не требовала больших затрат, здоровая конкуренция ученых, своего рода творческое соревнование и взаимный контроль полученных результатов только поможет делу и позволит убедиться, что советский атомный проект — на верном пути. — /Б. С./). Капица был возмущен и утверждал, что такая переориентация его института будет означать фактическое свертывание работ по теоретической физике в Советском Союзе, (Петр Леонидович, как опытный организатор науки, не мог не сознавать, что Лаврентий Павлович, в сущности, прав. Однако Капица, по-видимому, в тот момент уже принял для себя окончательное решение не участвовать более в советском атомном проекте, и искал только повода, чтобы из него выйти. Он прекрасно понимал, что за этим последуют суровые санкции, и свой институт он наверняка потеряет. — /Б. С./).
Точно не помню, но, по-моему, месяц спустя, в октябре 1945 года, Капица обратился к Берия и Вознесенскому за объяснением, почему с ним не проконсультировались, когда принимали решение о создании новых учебных институтов по подготовке специалистов в области ядерной физики вне Академии наук — Инженерно-физического (МИФИ) и Физико-технического (МФТИ).
Капица написал Сталину, что Берия и Вознесенский не прислушиваются к мнению ученых, что только ученым можно доверить руководство атомным проектом. После неудачных попыток добиться от Сталина поддержки в этом конфликте Капица вскоре был выведен из состава Спецкомитета. Его оставили в покое, но лишили доступа к атомным разработкам".
Возможно, Павел Анатольевич искренне верил, что в случае с Капицей все дело было лишь в личных амбициях ученого. И чтобы смягчить последствия конфликта, утверждал, что ученого будто бы "оставили в покое". В действительности Петр Леонидович достаточно хорошо знал советскую систему, чтобы понимать: требовать объяснений у членов высшего политического руководства, настаивать на том, чтобы важнейший военный проект, от которого во многом зависело политическое будущее коммунистического режима, отдать целиком в руки беспартийных ученых — это верный путь отлучения не только от атомного проекта, но и от какой-либо административно-научной деятельности вообще, если не прямой путь на тот свети И Капицу, как мы знаем, отнюдь не оставили в покое, а изгнали практически из всех научных учреждений, отправив в почетную ссылку на собственную подмосковную дачу. Можно сказать, он еще легко отделался.
Что же касается участия Капицы на ранних стадиях советского атомного проекта в 1943–1945 годах, то оно также вполне объяснимо. Тогда не было уверенности, что атомную бомбу не заполучит Гитлер, создание в качестве противовеса ему советского ядерного оружия выглядело оправданным. Но в 45-м Германия и Япония были повержены, а атомная бомба была уже сделана в США. Очевидно, в этих условиях Петр Леонидович посчитал аморальным трудиться во имя того, чтобы смертоносное сверхоружие получило режим с непредсказуемым поведением на международной арене.
Вскоре после отлучения Капицы от атомного проекта Сталин 25 января 1946 года созвал на совещание Берию, Молотова и Курчатова. Вот как проходила эта встреча по записи Курчатова: "Беседа продолжалась приблизительно один час с 7.30 до 8.30 вечера…
Основные впечатления от беседы. Большая любовь т. Сталина к России и В.И. Ленину, о котором он говорил в связи с его большой надеждой на развитие науки в нашей стране…
Во взглядах на будущее развитие работ т. Сталин сказал, что не стоит заниматься мелкими работами, а необходимо вести их широко, с русским размахом, что в этом отношении будет оказана самая широкая всемерная помощь.
Т. Сталин сказал, что не нужно искать более дешевых путей, что не нужно (затягивать?/ — Б. С./) работу, что нужно вести работу быстро и в грубых основных формах…