Вера с трудом поднялась до нужного этажа, вошла в квартиру, которую они снимали с девчонками, устало доплелась до стула в углу комнаты и упала на него. Она долго рыдала, закрыв лицо руками. Лишь с трудом сквозь слезы иногда можно было разобрать ее слова: «Эх, отец, отец! Папа! Купить надо Саше ботиночки». Вспомнились ей приезд в Москву, удачное устройство на работу, комната, которую она сняла, и Александр — студент, с которым познакомилась случайно. С Александром они сразу полюбили друг друга. Вспомнился и ее непосредственный начальник, который, хотя и был женат, с первого взгляда стал к ней неравнодушен и все приставал с намеками разными. Но стоило ему узнать, что у Веры парень есть (проговорилась подруге на работе), вынудил ее уволиться по собственному желанию. Нашла другую работу — попроще, и платили меньше. От Александра и забеременела. Долго не решалась ему все рассказать, но в конце концов рассказала. Тот посмотрел на нее с удивлением и сказал, что в его планы пока не входило ни жениться, ни детей иметь. Хлопнула Вера дверью и выскочила на улицу вся в слезах.
Когда беременность ее уже стала видна, пришлось и с этой работы уволиться. Родила. А жить как? Деньги кончаются, на руках ребенок, об устройстве на работу и думать нечего, домой не вернешься: позор-то какой, да и город ее родной не такой уж большой — знакомые на каждом шагу. А главное, родителям на старости лет такой срам! Так вскоре и оказалась она в этой квартире, которую девчонки прозвали: «яма», где всего их жило вместе с Верой восемь человек, и ребенка пристроила неподалеку: у одинокой пенсионерки с отдельной жилплощадью.
Вера быстро освоилась с «древнейшей профессией»: уже на третий-четвертый выезд по вызову пропала стыдливость, появилось некое ощущение вечного праздника. Она поняла, что «заработать» здесь можно больше, чем на какой-либо фирме, только вертись. Но, главное, что ее и пугало и радовало — это то, что ей нравилась такая жизнь, и ей совершенно был безразличен возраст, внешний вид, количество новых знакомых, к которым ее вызывали… Ребенок вот только мешал: много времени на него уходило, приходилось вечера и выходные проводить с ним.
— А куда его? — порой думала она о сыне. — К родителям бы его отвезти…
Да какое там, она и в город-то родной боялась ехать.
Накануне приезда отца в Москву студенты вызвали трех девочек для компании: мальчишник в честь чего-то устроили. Заходит Вера с двумя подругами в их квартиру, а там Александр — любовь ее бывшая. Опешили они, друг перед другом стоят, молчат. А студент возьми да скажи с издевкой:
— Я так и подозревал, что ребенок не мой, поди, сама не знаешь, чей он.
Развернулась Вера с достоинством и вышла из квартиры, но в дверях остановилась и через плечо бросила:
— Твой мальчик, твой!
На улице подождала подруг, которые тоже скоро вышли из подъезда. Одна из них только и сказала:
— Других девчонок будут вызывать.
Больше они об этом случае не вспоминали, решили девичник устроить и всю ночь просидели в ресторане. Вот тогда-то, возвращаясь к себе в «яму», и повстречали Вериного отца на лестничной клетке.
Придя с озера домой, Леонид Сергеевич сказал жене, что Веру повидал, все у нее хорошо, и, сославшись на усталость с дороги, лег спать, мол, завтра все расскажет. Ночью Катерина Ивановна проснулась от громкого вскрика. Поглядела на мужа, а он лежит с открытыми глазами, в потолок смотрит и молчит. Через неделю похоронили Леонида Сергеевича.
Вера на похороны прилетела. Вошла в дом в черной косынке и черных туфлях — приехала не одна — с ребенком: мальчик, Сашей его звали, и на деда был сильно похож. По приезде Веры Катерина Ивановна по-женски сразу почувствовала, что не все так хорошо у Веры, как она говорит: дома сидит, на улицу даже с сыном гулять не выходит и молчаливая стала — слова не вытянешь, а то такая болтушка раньше была.
— Где ж отец-то Сашин? Что с тобой не приехал?», — спросила Катерина Ивановна дочь. — Познакомила бы хоть с зятем.
— Нет отца — мой он, только мой! — дерзко ответила Вера так, будто ждала этого разговора.
— Понятно, — тихо и зло сказала Катерина Ивановна. — То-то Леонид Сергеевич радостный такой приехал от тебя: аж целую неделю еще пожил.
— Ладно, мам, давай не начинать этот разговор, — сказала Вера. — Каждый живет, как может. Мам, ты вот что скажи: могла бы Сашу у себя оставить? Я деньги присылать буду.
— Понимаю, «работы» много, вот он и мешает тебе, — сказала мать.
Вера промолчала и, отвернувшись, стала смотреть в окно, кусая губы: «Что ответит мать?»
— Уж конечно, Сашеньку я оставлю у себя; денег мне твоих не надо, проживем и так, — спокойно выговорила Катерина Ивановна. — Показывай, где его вещи и что тут к чему! И уезжай поскорей, а то слухи по всему городку пошли. А ты, доченька, когда в зеркало смотреться будешь — небось, часто приходится — повнимательней присмотрись: похоть в глазах твоих такая, что никакой косметикой не замажешь. Ох, Верка, Верка, не пожалеть бы тебе когда-нибудь, да, может, уже поздно будет.