Берендеево царство

Мы прохаживались по дорожке, протоптанной в снегу от интерната до школы. Стоял тот хрупкий час утра, когда все окружающее — и предметы и звуки — еще не приобрело ясности, очертаний и красок. Мороз пощипывал носы и уши. На путях пронзительно покрикивала неугомонная «кукушка», расталкивая сонные вагоны. Звенели потревоженные диски буферов, и нежно пел медный рожок стрелочника. А мы ничего не замечали, ошеломленные нелепостью событий и тем, что все произошло совсем не так, как должно бы произойти.

Петька рассказывал, что ему только один раз удалось встретиться с Соней. Было это незадолго до ее свадьбы. Когда его, как вполне здорового, выставили из интерната, посоветовав не валять дурака, а уехать домой на каникулы, он решил пережить это время в клубе или у кого-нибудь из товарищей.

Он отправился в клуб и, конечно, сразу же налетел на Короткова, который сразу понял все Петькины намерения и начал очень придирчиво уточнять обстановку.

— А как она? — спросил Коротков.

Петька признался, что он этого и сам не знает.

— Не успел выяснить или просто не посмел? — с непонятным волнением выспрашивал Коротков.

— Не посмел, — признался Петька. — К ней не подступишься, сам знаешь…

— Как же ты так? Может быть, она совсем и не хочет с тобой? А может, она кого другого, а? Не знаешь? Так надо спросить, честно, по-комсомольски. Иди и спроси.

Петька сказал, что он уже пытался, но его прогнали.

— Правильно, — сказал Ларек, — будешь по окнам лазать, прогонят, а ты держись с достоинством, как комсомолец, тогда никто тебя не посмеет тронуть.

Но Петька только вздыхал: ничего из этого не получится, его и близко не подпустят.

— Как это не подпустят? А ну, пошли!

Им долго не открывали. Петька тянул за проволочное кольцо, прислушиваясь к жидкому треньканью колокольчика за дверью. За его спиной, расставив ноги в широких клешах, неподвижно и прочно стоял Ларек. Наконец дверь открылась. На пороге появилась горбоносая усатая старуха. Решив, что это Сонина бабушка, Петька почтительно обнажил голову.

— Мы пришли к Соне, — объявил Ларек и уважительно добавил: — Пожалуйста.

— Скажу хозяину, — ржавым голосом ответила старуха, — постойте здесь.

Строго оглядев ноги посетителей, она захлопнула дверь.

Петька надел шапку: прислуга. Но скоро пришлось снова обнажить голову: появился сам машинист Величко. Ни о чем не спрашивая, он с оскорбительным равнодушием разглядывал белесое зимнее небо и молча ждал.

— Мы к Соне, — сказал Коротков, тоже стараясь не смотреть на Величко.

— Незачем. Болеет она.

Дверь захлопнулась, но сейчас же с треском распахнулась. На пороге показалась Соня.

— Ну чего вы тут стоите?!

Только и успела она крикнуть, как чьи-то руки втащили ее обратно в темные сени, откуда слышался скрипучий голос Величко и всполошные гортанные выкрики.

— Давай! — скомандовал Коротков и первый шагнул через порог. Петька ринулся за ним. В сенях они остановились.

— Чего стали, проходите, — проскрипел Величко и посторонился, пропуская посетителей.

В просторной комнате старуха усаживала Соню на широкий ковровый диван, укрывая ее большой клетчатой шалью.

— Ох как хорошо, что вы пришли! Я так и ждала и думала, что вы придете. Ну, довольно, Айкануш, — оттолкнула она старуху. — Здорово, ребята!

Отец поставил в некотором отдалении от дивана два стула рядом, как в театре, а сам отошел и стал глядеть в окно с видом постороннего человека. Старуха вышла. Петька и Коротков сели против Сони. Она сказала, чуть задохнувшись:

— Вот вы и пришли. Что же вы молчите?

— Почему на собрания не ходишь? — невпопад спросил Коротков.

— Она болела, — послышалось от окна.

— Я болела, — повторила Соня нерешительно и без выражения, как на репетиции, когда не знаешь роли. — Что у вас нового?

Коротков начал что-то рассказывать и все время оглядывался. Величко это почувствовал и предупредил:

— Вы не дожидайтесь, я не уйду, поэтому говорите все, с чем пришли.

Наступила тоскливая тишина. Коротков подтолкнул Петьку. Соня бросила книжку на диван и, как раньше, четко и повелительно сказала, глядя в отцову спину:

— Если ты сейчас не выйдешь, я сама уйду с ними. Слово даю.

Так прямо и сказала, повелительно и несколько истерично, как избалованный ребенок. «После болезни это у нее», — подумал Петька, но скоро понял, что дело совсем не в том, тем более что никакой болезни, как потом выяснилось, и не было. Но тогда об этом он не догадывался, и только сейчас, рассказывая мне о последнем свидании, он смог все оценить более спокойно.

— Ты понимаешь, — говорил он, — какая-то она стала издерганная и вместе с тем гордая и очень разговорчивая. Она и раньше-то на язык была смелая, а тут прямо без остановки. Как будто, знаешь, боится, что мы уйдем и она не успеет всего сказать или ей помешают. И такой у нее вид, будто она тут одна взрослая, а остальные мелкота, ничего не понимающая. Только с Ларьком разговаривала как с человеком и вроде все оправдывалась перед ним. Говорю, она даже на отца цыкала, и он ее вроде побаивался.