Берендеево царство

Мы все собрались за кулисами среди холщовых колонн и прочей бутафорской дребедени. Секретарь укома Мишка Сажин объявил:

— Ребята, буза получается!

— Откуда он всего нахватался? Про Адама, про этого, про Пилата? — крутил головой прокурор.

Судья, заикаясь от негодования, то и дело наскакивал на подсудимого:

— Я тебя по делу спрашиваю. А ты что? Ты шпаришь из священного писания, как будто и в самом деле бог? Дурило ты, а не бог.

А Гнашка презрительно ухмылялся, покручивая на пальце терновый венец.

Из зала доносился возбужденный пугающий ропот толпы. Судья мстительно продолжал:

— Придумает тоже — Пилат!.. Я тебе сначала морду набью, а руки мыть не буду.

Прибежал бывший раввин. К общему удивлению, он был весел и ни о чем не беспокоился.

— А вам чего хочется? Чтобы преступник так перед вами и сознался? Он же закоренелый. Попы в его башку чего-то там понабили, а вы уж и растерялись. Вот я сейчас из него все это вытрясу. — Закатив глаза, он нараспев спросил: — Скажи мне, Иисус, как у вас там произошло с непорочным зачатием? А?

— Этого не понять умом человеческим, — быстро и вызывающе ответил Гнашка.

— Э-э… старые штучки, — бывший раввин погрозил пальцем, — я и сам так же отвечал, когда меня называли ребе.

— А вы в бога верите? — игриво спросил Гнашка.

— Я? — удивился бывший раввин. — А зачем это мне?

— Да не вы лично, а все вообще? Верите?

Но так как все молчали, он сам и ответил:

— Судить можно только того, кто есть на самом деле. Вот, выходит, вы все и верите в бога. А еще комсомольцы.

Все мы слегка опешили, а прокурор сказал:

— Никогда не думал, что ты такая сволочь.

А бывший раввин все еще продолжал покачивать пальцем:

— Старые штучки, старые, как портянки.

В зале нетерпеливо стучали ногами и ревели: «Вр-ре-мя!»

Толпа требовала жертв. Судья в отчаянии привалился к бутафорской колонне. С капители на его голову посыпалась пыль и пепел. Мишка Сажин сказал:

— Пойдете вы, ребе, пойдете и научно все объясните. Надо кончать эту волынку. — Он вздохнул: — Ох и нагорит же нам всем за этот суд!..

11

Мы даже не сразу заметили пустующее Сонино место в классе. Так все были взволнованы предстоящими зимними каникулами. А потом стало известно, что к директору школы приходил сам машинист Величко и объявил, что Соня больна и придет в школу, может быть, только после каникул.

Девочки собрались и пошли проведать подругу, но дальше крыльца их не пустили. К ним вышел неизвестный человек, очень смуглый, очень тонкий и преувеличенно, до наглости вежливый. На нем была длинная коричневая гимнастерка, застегнутая на множество пуговиц от высокого ворота до узенького ремешка, украшенного серебряными бляшками.

— Девочки, — сказал он, улыбаясь нежно и победительно, — зачем мы, девочки, будем волновать нашу дорогую больную? Я просто передам ей ваш красивый привет. А вы спокойно идите к своим мудрым учителям и скажите им: «Не надо волноваться, все отлично».

Голос его мягко перекатывался на низких гортанных тонах и отчасти напоминал голос самой Сони и ее манеру говорить, отчего девочки решили, что это какой-нибудь ее дальний родственник, и сразу вспомнили Сонину бабушку, которую когда-то похитили из родительского дома. Девочки отступили от крыльца и поспешили удалиться, а по дороге пришли к мысли, что этот смуглолицый совсем и не родственник, а скорей всего похититель, и приехал он только для того, чтобы украсть Соньку. Но тогда для чего он живет в ее доме? И не такой человек машинист Величко, чтобы у него можно было что-нибудь похитить. Да и сама Соня не такая. И вообще, как это можно украсть комсомолку в наше время, в нашем хотя и тихом, но видавшем всякие виды городе.

Конечно, никто всерьез не поверил в такое предположение, но Петька Журин решил пробиться к Соне и сам все выяснить.

В этот последний перед каникулами вечер заведующая интернатом, как обычно перед сном, заглянула в нашу спальню.

— Почему Журина нет на месте?

— В уборную пошел, — ответил я, стараясь казаться равнодушным.

Она подошла к Петькиной постели и потрогала его одежду, сложенную на табуретке, так как Петька ушел в моей одежде. Мою одежду она и не подумала проверить, потому что я сам был на месте.

— Курить пошел? — спросила она, ни к кому не обращаясь.

Но со всех коек сейчас же послышались подозрительные по согласованности заверения:

— Он бросил! Давно уж! Теперь уж он не курит…

— Знаю я вас, — усмехнулась заведующая и вышла, выключив свет.

Ребята еще немного повозились в постелях, пошептались, кто-то хихикнул в углу, но скоро все затихли, и я уж совсем было задремал. Негромкий стук в стекло сразу поднял меня с постели. Выхватив из-под матраца ножку от сломанного стула, которую мы заранее припасли, чтобы запереться в уборной изнутри, так как никаких задвижек не полагалось, я выскользнул из спальни. Окно мы подготовили с вечера, и оно открылось, не сорвав ни одной бумажной подоски, которыми его оклеили на зиму.

Петька довольно резво перемахнул через подоконник, но по его истерзанному виду можно было сразу определить, как круто ему пришлось. Стуча зубами от холода и от потрясения, он пробормотал: