Я же ее рву. А она приходит. Снова и снова. На хрена? Давно бы другого себе нашла. Да хоть среди тех же бойцов, которые для папаши ее просто мясо для убоя. Упросила бы Анхеля. Она ведь единственное, что ему дорого, если для него в принципе такие понятия существуют. Тот бы поперек не стал. Отпустил бы ей мужа из вечного рабства, конец которому приходит к этим рабам только со смертью. Или кого-то из зрителей, что бабки огромные за бои платят. Теперь тут много солидных людей начало появляться. Устроила бы себе жизнь.
А нет. Ко мне, как ведет ее что-то, каждый раз пробирается. Скорчивается от боли, когда ярости дикая мне глаза застилает.
Но терпит. Молчит. Иногда сама себе руку прокусывает.
А после каждый раз устраивается на груди калачиком.
Лежит. Шепчет что-то. По коже гладит. Узоры какие-то пальцами выписывает.
Пока я ее не выгоняю.
И остаюсь сам. Наедине с этой дикой пустотой, что выворачивает все суставы. Все мышцы. До ломки.
Она хуже боев. Хуже ядовитой ярости, что разъедает.
Она пожирает.
Как если бы этот гребанный песок забился везде. В самую душу бы забился.
И шкребет. Шкребет там внутри. Противно. Оглушающе.
Я не человек. Я просто оболочка. Машина для драки, траха и жратвы. Ничто.
И я, блядь, тону в этом ничем.
Подыхаю. Схожу с ума, превращаясь в настоящего безумца.
И это намного хуже, чем быть демоном. Безумец с пустотой внутри. С выдранным чем-то, что на хрен кровоточит, а я и не знаю, где эти куски искать. Как их собирать!
Тогда ухожу. Поднимаюсь, не оставляя себе шанса на сон, даже перед боем.
Тогда на все насрать.
Хочется просто уйти. Убежать. Сбежать на хрен от самого себя.
Брожу по ночной пустыне.
Слоняюсь, чувствуя, как пошатывает.
Даже смрад могильника, до которого иногда успеваю дойти, не так отталкивает, как эта черная дыра внутри. Не так противен.
Как-то добрался до странных руин.
Дом. Или, даже скорее, настоящий замок.
В каком-то прошлом.
Но сейчас. Особенно в ночной тьме. Он будто призрак. Признак такой же, как и я.
Его взорвали или он сгорел. Одни руины.
Несколько огромных залов осталось, почти в нормальном состоянии.
Здесь даже мрамор на полу. Валяются золотые подсвечники. Обрывки картин. Или даже гобеленов. Добротное красное дерево.
Здесь я начинаю дышать. Бродя по полуразрушенному замку. Слушая, как глухо отбиваются мои шаги в звенящей тишине.
Дышать как-то совсем по-другому. Будто и воздух здесь совсем другой.
Кажется, только в этих руинах и есть смысл. Но только он убит кем-то. Выпален. Но замок… Он, будто в отличие от меня, все помнит! И жив больше, чем я сам…
Иногда здесь, измученный вечным недосыпом, мне кажется, я вижу вспышки. Они дрожат перед глазами.
Вспыхивают пламенем, жар которого чувствую кожей.
Бьют по сетчатке так, что реально становится больно.
Вижу, как летит во все стороны пылающий каркас дома. Как взрывается мебель, разлетаясь во все стороны в горящие ошметки.
И, блядь, мне надо.
Сжимаю кулаки так, что они хрустят.
Надо! Мне надо туда, потому что хоть меня никто и не зовет, а я будто зов слышу. Слышу крик. Отчаянный. Громкий. Разрывающий нутро.
Меня туда не голосом зовут. И слышу не ушами.
А тем, что во мне сейчас то ли выдрано. То ли сдохло на хрен.
И говорят, зовут меня — оттуда. Из самого сердца. Из самой души. Прямо туда. Внутрь. В душу. Которой сейчас больше не чувствую. Будто она спалилась до последнего атома в той проклятой пустыне. Или еще раньше?
А там болит. Там разрывает.
И знаю. Знаю, отчаянно, невозможно, невыносимо. Что должен лететь, нестись туда.
20 Глава 20
— Не спрашивай меня про этот дом, — Анхель стал мрачнее обычного, когда я пришел расспросить его об этом.
Отшатнулся так, как будто из меня и правда сомны демонов полезли.
— Не спрашивай и сам туда не ходи. Проклятое место. Страшное. Живые там не ходят. Не ходи тебя прошу. Реально прошу. А то, что зовет и тянет тебя к этому месту, страшное. Себя погубишь. Нас всех погубишь. Даже странно, что вернулся. Оттуда живыми не возвращаются. И правда, может, в тебе что-то нечеловеческое живет? Вот и тянется к такому же. Но тот дом. Это самое жуткое из всех мест. Даже не спрашивай меня о нем! Не говори со мной об этом! Не вспоминай даже в мыслях в моем доме! На всех на нас проклятье накличешь! На всех!
Может, и правда что-то со мной не так?
В мистику, в прочую хрень верить смешно и нелепо.
Не демоны меня вывели из пустыни.
Сила и ярость, когда подыхаешь, а всю свою силу сжимаешь в кулак. Они. Только они и то, каков твой кулак по силе, решают жить тебе или сдохнуть.
Не только в пустыне. Во всей жизни!
Или, может, мне кто-то скажет, что Анхель со своим доктором и то ли другом, то ли братом, лучше стервятников. что бросались на меня? Лучше палящего солнца, что подохнуть в два счета заставят, если ты не сумеешь им противостоять?
И не бабки. Не связи. Не физическая сила тут решают.
Анхель поникший старик, а сумел сотни бойцов на привязи держать.
Внутри. Внутри ты или слабак и тебя уничтожат, или сумеешь стать сильнее и нагнуть остальных.
Разве сама жизнь лучше этой пустыни? Ласковей? Ни хрена!