Беременна в расплату (СИ)

Никогда не видела, чтобы мужчина готовил. В сущности, даже мы с сестрой этим не занимались у нас дома!

— Все наши трудности в жизни временные, Мари. Ты должна есть. Поддерживать себя в форме. Высыпаться. Каждому из нас нужны силы. Только тогда мы сможем пройти то, что нам суждено.

— Спасибо, Динар.

Обхватываю руками плечи.

— Спасибо тебе. За все. Прости, но я очень хочу сейчас побыть одна.

Он молча кивает. Выходит, прикрывая за собой дверь, а мне снова становится стыдно за свои недавние мысли и подозрения.

И за то, что это было, наверное, грубо.

Я могла бы хотя бы приготовить ужин. Хотя бы что-то сделать в благодарность за все, что делает для меня Динар.

Но сердце осталось там. Перед глазами до сих пор Бадрид. Каким я оставила его на той постели.

Я стараюсь отвлечься работой. Стараюсь просто не сорваться и не сойти с ума.

Но это почти невозможно!

Тут же хватаю пульт от огромной плазмы.

Украдкой от Динара я пыталась найти в интернете хоть что-то о тех событиях. Но всю информацию кто-то явно умело зачищает. Багировы не любят быть на виду, особенно в своей слабости!

— Всех уже обнаружили за эти три дня, — журналист дрожит рядом с огромной мрачной фигурой отца Бадрида.

— Всех, кроме вашего сына. От многих, как и от него, увы, остались только фрагменты тел. Останки будут захоронены завтра. Вы не считаете, что пора достойно и вашего сына провести в последний путь?

Съемка снова на пепелище.

И сердце разрывается на части.

От дома, который я считала своим, остались одни обломки.

— Завалы еще не расчищены. Дом был огромным, — мрачно цедит старший Багиров сквозь сжатые челюсти.

— Неужели вы правда думаете, что есть шанс пробыть три дня под грудой камня в несколько человеческих ростов и остаться в живых? Он уже подал бы голос. Призвал бы на помощь, если бы это было так. Как те, кого удалось вытащить.

— Мой сын жив, пока не нашли тело, — Багиров поднимает наконец глаза.

В его лице нет скорби. Одна чистая концентрированная ярость.

И кулаки постоянно сжимаются…

Камера снова показывает ту груду смерти, которая осталась от дома.

А у меня внутри все обрывается. Так сильно, что скручивает физическая боль. Перед глазами темнеет.

Я верила. Верила! Специально отвлекалась все это время!

Но что-то внутри меня точно знало, что Бадрид выжил!

А теперь…

Этот журналист прав.

Разве под такой грудой можно выжить?

Меня разрывает на куски, а из самого нутра сам по себе рвется дикий вопль.

Вопль, который я всеми силами сдерживала все это время.

— Неееееееет!

Он сам по себе взрывается криком.

Даже глаза словно лопают, а поднос с грохотом переворачивается на пол.

И я лечу вслед за ним.

Успевая рефлекторно прикрыть разрывающийся болью живот руками. Хватаюсь за воздух, отчаянно думая лишь о малыше.

Но перед глазами темно, и мои руки ловят лишь пустоту.

Нет. Нет, неееет. Неееееет!

Разрывается в мозгу теперь уже немой вопль.

— Мари!

Сквозь дурман чувствую, как меня подхватывают крепкие руки.

Сама не замечаю, как судорожно впиваюсь в рубашку пальцами.

— Мари! Тебе плохо? Что, Мари?!

Но меня трясет. Все, что я могу, только биться в его руках и заливать его рубашку, а после и постель, на которую меня укладывает Динар, наконец-то прорвавшимися слезами!

— Тихо. Тихо, — он гладит мои волосы пальцами, как ребенку.

Еще крепче прижимает к своей груди.

— Ну, что ты там услышала? Ты выдохнуть должна, Мари. Твой палач и мучитель мертв. Из-под таких завалов он выбраться не мог. А выжить под ними не смог бы даже сам Господь Бог! Тем более, наверняка покалеченный! Успокойся, Мари. Все позади. Все в прошлом. А от их семьи я тебя защищу.

— Нееееет! — уже почти вою.

Слишком долго все сдерживалось. Слишком долго я заталкивала все это внутрь, пытаясь держаться и держать лицо.

— Ты не понимаешь! Ничего не понимаешь! Он не был мне палачом! Я… Я его люблю! Больше жизни люблю, понимаешь!??? Он был всем моим смыслом! А теперь…

Спазм выкручивает мне все внутренности.

Резко вырываюсь их рук Динара и лечу в уборную.

Успеваю только захлопнуть дверь, падая перед унитазом на колени.

Меня выворачивает.

Рвет так, что не могу остановиться.

И трясет. Трясет от этих выделений и от слез, которым нет конца!

Теперь я ору. Реву в голос.

Почти разбиваю пальцы об унитаз, с силой лупя по нему в дикой горячке.

Теперь плевать. Плевать на то, кто что подумает.

Мне плохо. Мне просто убийственно, смертельно плохо без него!

Так и остаюсь сидеть на кафеле, когда рвотный спазм заканчивается. Ощущение, будто я оставила там половину собственных внутренностей!

А слезы так и хлещут прямо на пол. Мне под ноги.

— Ничего, — шепчу сама себе дрожащими губами. — Еще не конец.

Его отец прав. Каким бы чудовищем бы он ни был!

Раз не нашли тела, Бадрид жив. Жив! И точка!

И я не могу думать иначе. Не могу! Потому что тогда предам и себя, и его!

Успокаиваюсь, долго держа голову под ледяной водой.

Шатаясь, толкаю дверь из уборной.

Очень надеюсь, что Динар все-таки ушел и не слышал всего этого.

Но нет.

Едва выйдя, наталкиваюсь на него у двери.

Растрепанный. С рубашкой, на которой оторвались пуговицы. Весь взъерошенный. А глаза бешено проносятся по мне снизу вверх и обратно.