— Александрова, вот еще Галина Михайловна, — имеет в виду гинеколога, — забыла вам сказать, что беременным обязательно нужно взять справку с учебы для постановки на учет, и добавьте к списку врачей психолога. Своего у нас сейчас нет, вот адрес, пройдете в другой поликлинике. Психологическая забота направлена на восстановление эмоционального баланса будущей мамы, — улыбается мне медсестра, протягивая листок с адресом и телефоном.
Окаменев, я даже не могу опустить ладонь с зажатой в ней бумажкой. В ступоре смотрю, как молодая медсестра скрывается из виду, покинув коридор и вернувшись в свой кабинет. Так и стою с протянутой рукой, боясь взглянуть на мать. Но время идет, и я все же решаюсь.
Мама пятится, отшатнувшись от меня и прижавшись к перилам спиной. Ее правая ладонь прижата ко рту, глаза полны нескрываемого ужаса, сумка скатилась по левой руке вниз и упала на пол, а сама рука неестественно дергается, как у припадочной.
— Ты…Ты…Ты беременна? — спрашивает она сдавленным голосом.
Глава 9
— Как это беременна?! — пыхтит отец, громко выдыхая воздух через нос и краснея.
Сжимая руки в кулаки, он со всей силы бьет по кухонному столу. Тарелки подпрыгивают. Мать молчит, опустив голову и сминая пальцами ненавистную мне скатерть в дурацкий цветочек. Она рассказала ему не сразу, только когда мы поужинали. Всю дорогу и весь оставшийся после посещения женской консультации день она сыпала на меня проклятьями, не позволив пойти на практику и обозвав такими словами, что у меня началась истерика.
А сейчас она сидит и во всем соглашается с отцом.
— Какой позор. Какой позор! — Покачивается, причитая и будто молясь о спасении. Она напоминает теток, что сидят у церкви и просят милостыню, благословляя всех подряд за поданный им рубль. — Соседи узнают, обсуждать начнут, — подвывает мать, — а у меня на работе?! А у тебя на работе!?
Не выдержав напряжения, я сбегаю в комнату, закрываю за собой дверь и сажусь на пол, забиваясь между кроватью и шкафом, крепко прижав ладони к ушам. Но крики отца все равно долетают до меня. Он и не старается говорить тише.
— Не могу поверить, что моя дочь — самая настоящая давалка! — орет он не своим, гортанным голосом. — Я столько вложил в нее средств и времени, а получил обычную подстилку, которая настолько тупа, что не смогла избежать позорящей нашу семью беременности!
Я зажимаю уши сильнее и подтягиваю колени к груди. Теперь комочек внутри меня кажется самым дорогим на свете. Мне интуитивно хочется спасти его, уберечь.
— Ты тупая? Скажи мне, Иванка, ты что, тупая?! — кричит через дверь. — Ты не знала, откуда дети берутся? Легла под козла и не удосужилась подумать о последствиях?!
— Пусть женится! Да-да, пусть женится! Я тебе точно говорю, надо, чтобы женился! — поддакивает мать отцу, будто шакал, самый настоящий неизменный прихвостень разъяренного тигра.
Я слышу, как отец двигает туда-сюда мебель, как топает, как рычит и периодически стучится в дверь. Один из ударов оказывается особенно сильным, и я вздрагиваю, на самом деле испугавшись. А вдруг он меня ударит?
— Фамилию мне его сказала, быстро! Я найду это животное, из-под земли выкопаю, он у меня такое удовольствие получит, что зубы придется новые заказывать. Мало того, что девку мою испортил, так еще и грязь свою расплодил. Богатое существо, недоразвитое. Скотина!
Становится очевидно, что соседи все узнают еще до того, как у меня начнет расти живот, настолько сильно орет отец. Он и не подозревает, что уже был на работе у Димы, слава богу, я умолчала о том, что это фирма Красинских. Я уже ничего не хочу: ни Димы, ни свадьбы, ни учебы в университете. Просто уснуть в тишине и обнять подушку, ощущая новую жизнь внутри себя.
— Аборт пойдет делать! — заключает отец, пугая меня еще больше.
— Нет, нет, нет, Игорь, нельзя первый аборт! — умоляет мать, переходя на просительный тон. — Нельзя ей в первый раз, деточек не будет больше.
— И не надо нам от тупой дочери тупых внуков! Пусть на ней ее тупость и остановится!
— Игорь, — пытаясь успокоить. — Ты не горячись. Я тоже расстроилась, но аборт нельзя.
— Я сказал — аборт! — уже просто верещит отец и снова стучит, как мне кажется, кулаком в стену. — И ты мне, Мила, тоже тут не спорь! Ты уже воспитала! — заливается он громким, злым смехом. — Пока я на работе был! Это все потому, что она в садик не ходила, все с твоей мамой таскалась! Вот он, результат! Была бы в коллективе, там бы ее научили строем ходить, и есть как положено, и спать по времени. Социализация была бы нормальной! А тут: «Иваночка то, Иваночка се. Смотри, ножки не промочи». Вот и не промочила! Принесла выродка в подоле! Стелька уличная! У Александровых такого в роду никогда не было! Никогда и не будет. Вырежут последствия ее блуда и сразу женим ее на парне, которого я выберу! У нас на заводе есть нормальные, работящие ребята! Хватит с меня этих глупостей!